Виктор Вальд - Месть палача

– И появляется дьявол…

– Какой ты, дьявол? Ты – мой ангел-спаситель. Друг, перед которым я в неоплатном долгу. Вот только…

– Что?

– Боюсь, уже утром моя голова будет выставлена на стене «Нумеров». А перед этим палачи Никифора изрежут меня на мельчайшие кусочки. И за варягов, и за своего дальнего родственника Гнедиса. Умереть не страшно. Страшно умирать с мыслью о том, как будут истязать жену и детей.

– Этого не случится, если ты…

– Говори, мой друг.

– Я наблюдал за тобой несколько дней и понял, что ты в опасности. Я помог тебе. Ты помоги мне. Завтра на рассвете моя армия войдет в гавань Феодосия с новым императором. Иудеи уже подкупили механиков охранных башен на молах [290]. Те опустят цепь на входе в гавань и испортят трубы, извергающие греческий огонь. У иудеев есть на то письмо василевса с приказом и обещанными привилегиями. Есть письмо василевса и для тебя.

Андроник быстро прочитал протянутый лист бумаги с серебряной печатью:

– Я и мои мясники выполним приказ порфирородного Иоанна Палеолога. Гавань к рассвету будет в наших руках. Всем уже поперек горла этот Кантакузин и его проклятый Никифор. Народ возмущен тем, что Кантакузин вновь стелется перед османами и собирает для них дань. Собирает ее при помощи моих мясников. Мой грех перед народом. Его нужно искупить, как можно скорее. А еще… Ропщет и армия.

– Тем лучше.

– Вот только мои сыновья… Они в руках Никифора. Как я могу поступить против его воли?

– Догадался и об этом. Как еще можно было обезволить главу цеха макелариев? Иудеи позаботятся об этом. У нас все получится.

– Тебе лучше знать, мой друг Гудо. А ты забавно смотришься в этих одеждах богатого купца. Не удивительно, что слуги тебя пропустили в мой, теперь уже мой, дом.

– Им было не до этого…

– Ну, да… Ну, да…

Константинополь был разбужен тревожными звуками множества колоколов.

– Что это?! Кто?! Враг у ворот! Враг!

Тысячи граждан святого града схватились за оружие и бросились к старейшинам своих цехов, желая собраться в грозные отряды.

– Проклятые османы решились на штурм Константинополя! Смерть противникам Христа! Отстоим наш город и нашу веру!

Но уже на улицах вооруженные граждане все чаще останавливались и прислушивались к многочисленным голосам. На площадях, улицах, у фонтанов горожане сбивались в толпы и вслушивались в слова священнослужителей. А те, под святыми хоругвями, вынесенными из соборов и церквей древними иконами, славили волю Господа, направившего в многострадальный Константинополь избавление в лице законного василевса Иоанна Порфирородного.

– Иоанн? Наш василевс Иоанн V Палеолог? Возможно ли это? Гонимый и затравленный потомок законных василевсов. Можно ли в это верить?

А слова святых отцов звучали громко и убедительно:

– Волею Господа нашего… Для укрепления веры и защиты святого города Константина… В защиту каждого православного… Закончилось правление узурпатора, и убийцы Кантакузина, пытавшегося поставить свой народ на колени перед мусульманином и своим родственником Орхан-беем… Не быть молитвам Аллаху в стенах Святой Софии!.. Не будут наши дочери и жены омывать ноги мусульман… Бог смилостивился и послал нам освобождение. Наш василевс Иоанн V Палеолог…

Но как же? Как?

Очень скоро народ узнал о том, что в предрассветный час в гавань Феодосия вошло множество кораблей. По воле божьей опустилась сторожевая цепь. Ни одна из труб не извергла адского греческий огонь и не повредила ни единый корабль. А затем…

Затем из причаливших к пирсу суден вышло множество монахов. Они несли святые знаки, мощи и иконы, пели псалмы и громко славили имя Господа спасителя. С ними были опальный патриарх Каллист, громогласный, огромного роста епископ Павлентий с другими братьями епископами, и, о чудо! Отцы земли афонской с особыми, древнейшими святынями.

Не успел, собравшийся в гавани Феодосия народ прийти в себя, как ахнул от великолепного зрелища воинства христова, что в полном молчании и в особо строгой дисциплине построилось на портовой площади. На черных плащах этого воинства были нашиты православные кресты, а над головами гордо возвышался красный флаг с золотым двуглавым орлом – эмблемой династии Палеологов. Прекрасно вооруженные, в крепкой броне воины и не думали бросаться на имущество и женщин Константинополя. Они четко и быстро выполняли приказы, не делая попытки покинуть строй. Лишь однажды это воинство подняло оружие к взошедшему солнцу и громко воскликнуло. Это случилось, когда нога порфирородного василевса Иоанна ступила на землю Константинополя.

Короткой была речь Иоанна V Палеолога, и стоявший в отдалении народ ее почти и не услышал. Но то, что василевс, без всякого страха, как истинный хозяин империи, пошел впереди и духовенства, и воинства по улицам в тревоге проснувшегося города понравилось всем собравшимся.

Очень скоро за василевсом, вышедшим на главную улицу Константинополя Месу, прибавилось множество знатных вельмож и богатых горожан, а также, пока еще безмолвствующей столичной черни. Но вот раздалось стройное, благоговейное пение священнослужителей из сопровождения Иоанна Палеолога. К этому богоугодному действию присоединились священнослужители из многочисленных церквей и соборов по пути. Теперь уже колокола звучали празднично и величаво.

Ожила и великолепная Меса, улица, поражавшая даже рабов, прогоняемых в цепях некогда по ней после победоносных войн. Лучи радостного солнца осветили мраморные балконы дорогих домов, наспех уже украшенных многоцветными флагами, цветочными гирляндами и всегда припасенными дубовыми венками. А главное! Главное то, что на этих балконах уже приветливо улыбалось главное украшение Константинополя – прекрасные и утонченные женщины и девицы высшего общества.

Форум Феодосия встретил шествующего василевса приветливыми улыбками торговцев и ремесленников, а на главной площади Константинополя, на форуме Константина, смиренно идущему Иоанну подали золотую колесницу его предков, запряженными триумфальными белыми лошадьми. Отсюда и до Большого императорского дворца уже не умолкали приветственные крики, аплодисменты и здравицы. Под копыта императорских лошадей легли тысячи дорогих ковров и миллионы, наспех сорванных во всех садах, поздних цветов и ветвей с уже пожелтевшими листьями.

В городе святого Константина начался праздник!

Но еще не было праздника в душе самого Иоанна V Палеолога.

Он медленно брел по огромному тронному залу своих великих предшественников. Тех, перед которыми дрожала половина мира, а вторая половина превозносила до небес. Здесь, в Золотом триклинии [291]все еще находились останки некогда удивительнейшего из тронов. Он стоял в апсиде в конце длинного зала и более напоминал алтарь. Здесь пол поднимался над основным уровнем зала и когда-то был покрыт огромным золотым ковром. На возвышения вели ступеньки из порфира. А на возвышении стоял сам трон – золотое ложе под пологом с двойной спинкой и подставкой для ног.