Виктор Вальд - Месть палача

– Достаточно, – разочаровано произнес палач. – Разденьте его.

Помощники палача тут же приступили к Гудо, но тот остановил их тяжелым взглядом:

– Я сам. Мне дороги эти синие одежды.

Гудо быстро сбросил с себя свои знамениты одежды, и выпрямился во весь свой огромный рост.

– Любопытно. Весьма любопытно.

Палач был на добрых два десятка лет старше «господина в синих одеждах», но его морщинистое лицо и седые волосы не могли обмануть Гудо. Крепкое, стальное тело, узловатые мышцы на руках, бычья шея. Такие и в старости не теряют силу, мощь и выносливость. Такого невозможно сбить с ног одним ударом. И очень трудно прикончить голыми руками. Да к тому же в этой комнате пыток у венецианского палача шестеро помощников. Богатый город Венеция, и его необходимости могут себе позволить такое расточительство.

В свете многочисленных факелов, дышащих жаром жаровен и металлических корзин отчетливо и впечатляюще смотрелись все следы войны и пыток, что нестираемыми печатями «украшали» тело Гудо.

– Это от меча. Нож. Сарацинская сабля. Это от кнута. От стрел. Жгли и прижигали тебя множество раз. А сколько же раз тебя пытали, страдалец?

Гудо усмехнулся самой жуткой из всех улыбок, на которые он был щедро одарен дьяволом:

– Таков, как я есть, я родился от соития дыбы и кнута. Боль причина моего второго рождения. Так что в этой камере пыток я в чреве матери. Мне тепло и уютно. Я знаю о пытках и о боли все. Если сможешь – удиви!

Венецианский палач отшатнулся. Он что-то невнятно пробормотал и отправился в дальний угол, к столу с вином и жареным мясом.

Через некоторое время оттуда донесся голос пыточного мастера:

– Уже время. Приковать его к стене! Скоро будут гости.

А через время венецианский палач подошел к прикованному Гудо с куском мяса на ноже и с кувшином вина.

– Подкрепишься? – с неподдельным участием и долей сочувствия спросил он у своей жертвы.

– Не откажусь, – кивнул головой Гудо. – Еще никогда не приходилось вкушать с рук палача, если эти руки – не мои собственные.

Палач подставил горлышка кувшина и осторожно влил в рот прикованного узника большое количество вина. Теплая благодать разлилась по телу Гудо, а щедрый кусок сочной свинины и вовсе развеселил его.

– О чем твой смех несчастный? – сдвинул брови венецианский палач.

– Это смеюсь не я. Это смеется мэтр Гальчини.

– Гальчини? – брови палача поднялись неестественно высоко.

– Еще бы! Ему никогда еще не приходилось видеть, как палач пытает палача. Он уже приготовился к этому зрелищу. Вон там у стола.

Венецианский палач быстро обернулся и передернул плечами:

– Стол пуст. Ты быстро опьянел… Ты слишком быстро опьянел. Или ты уже сошел с ума?

– У меня сегодня важный день. Я должен сохранить голову в ясности и в трезвой памяти. В такие мгновения вино – просто вода. А я не пил уже очень давно. Так что первый шаг позади, равно как и второй. Я ознакомился взором с тем, с чем должно ознакомиться мое тело при помощи твоего искусства, палач.

– Все ты знаешь. Шаги, пытки… Даже как-то и неинтересно с тобой.

– Далее постараюсь тебя не разочаровать…

Но эти слова Гудо произнес уже в спину, уходящему за дверь палачу.

Палач вернулся в сопровождении Абеле Дженаро, а также нескольких судей и писцов, которые тут же стали устраиваться у большого стола и того поменьше, что был ближе к прикованному к стене узнику. Не промолвив и слова, служители закона расставили чернильницы, положили возле них пучки перевязанных и наточенных перьев, разместили кувшины с вином и миски с едой. Некоторые из младших писцов тут же принялись жевать корки хлеба, с желанием поглядывая на эти кувшины.

Вскоре поднялся старший из судей, и провозгласил клятву о том, что каждый находящийся в этой комнате не обронит ни единого слова об услышанном здесь, ни при каких условиях. Все присутствующие громко подтвердили эту клятву.

После этого старший судья обратился к палачу:

– В случае упорства и нежелания этого узника ответить на мои вопросы, какое ты, палач, предлагаешь применить первое воздействие на упорствующего?

Палач медленно подошел к Гудо и внимательно посмотрел в его глаза. Затем он так же неторопливо направился к судейскому столу:

– Достопочтенный главный судья Светлейшей Республики Венеции! Я представил этому человеку орудия своего мастерства. Я говорил с ним. Я говорил с теми, кто мог сказать о нем нужное по долгу службы. Я услышал то, что о нем говорят другие. Я и ранее слышал об этом «господине в синих одеждах», в том числе и невероятное и невозможное. Я пришел к выводу, что любая известная мне пытка, примененная к телу этого человека, не заставит его говорить то, чего он не пожелает.

Абеле Дженаро, на это заявление, согласно кивнул головой и даже улыбнулся. Судья же вскочил на ноги и растеряно обвел взглядом оторопевших своих и помощников палача:

– О чем говоришь ты, старик? Величайший из палачей! Ты, мастерство которого заставляет рыдать и признаваться даже камни и железо. О чем ты говоришь?

– О том, что понимаю и вижу, – спокойно ответил палач.

– Это предательство Венеции! – закричал судья. – Ты об этом горько пожалеешь, безумный старик. Ты!.. Ты!..

Не найдя больше подходящих слов, главный судья выбежал из комнаты пыток.

В вынужденном безделье оставшиеся судьи и писцы принялись за принесенную пищу и вино. Помощники палача обступили своего мастера и что-то возбужденно ему зашептали. Лишь Абеле Дженаро сохранил спокойствие и приблизился к узнику:

– Я предполагал, что так случится. Палач Джеромо – уникальный палач. Он знает все о своем ремесле. И людей он видит даже лучше, чем банкир отсчитывающий золото клиенту. Теперь дело за тобой. Будь благоразумен. Помощники Джеромо тоже знают свое дело. Но для них пытка не искусство, а ремесло и средство выживания. Помни об этом.

Гудо молча кивнул головой.

В непонятном ожидании прошло довольно много времени. Наконец дверь широко распахнулась, и в комнату для пыток стремительно ворвался Марино Фальеро.

Дож тут же бросился к палачу с вытянутыми руками. Но вовремя опомнившись, он опустил руки, не коснувшись того, прикосновение к которому лишает чести.

– Ты постарел и поглупел, палач Джеромо. Я помнил тебя великим и непревзойденным. Теперь я вижу тебя слабым и ненужным. Ненужным мне и Венеции. Ступай домой! Твоя дальнейшая участь печальна. Ты больше не великий палач Венеции!

– Решать Совету Десяти! – тут же подал голос Абеле Дженаро. – Мы расследуем этот случай.

На эти слова дож тут же вспыхнул гневом:

– Совет Десяти! Вы кость в моем горле! И вас всех нужно отправить по домам и назначить по каждому из вас следствие. Это потом. А ты, палач, оставайся. Ты сейчас все увидишь и услышишь. Этот сын дьявола ответить правдой на все мои вопросы. И знаешь почему? Потому что вы все глупцы и бездельники. А я!.. Я!.. Давайте ее сюда!