Николай Гейнце - Современный самозванец

Девушка то плакала, то молилась, то глубоко задумывалась и измучила бы себя окончательно, если бы эту борьбу дочернего чувства с долгом христианским не прервало возвращение ее спутников.

Они рассказали ей все, что узнали в имении Неелова.

– Невозможно было добиться лишь одного, куда они уехали из имения, – заметил Селезнев.

– Да, это вопрос, – вставил Долинский.

– Они в Москве, – заявила Дубянская.

– Почему вы так в этом уверены? – в один голос спросили молодые люди.

– Я имею на это основание, которое пока сказать не могу… На этих днях я получу точные сведения.

– Вы где-нибудь были?

– Я не выходила из номера.

– Что же, вам птица на хвосте принесла все эти сведения? – произнес, смеясь, Селезнев.

– Если это птица, то коршун, выклевавший мое сердце.

Молодые люди посмотрели на нее широко раскрытыми глазами.

Они только сейчас заметили ее бледность и расстроенный вид.

– Что с вами? – спросил Долинский. – У вас кто-нибудь был и огорчил вас?

– Не спрашивайте меня… Я все равно раньше времени не могу вам ничего сказать… Я дала слово.

Они оба остались в полном недоумении.

Прошло несколько дней.

Алферов не являлся со своими сообщениями. Елизавета Петровна ходила в тревожном состоянии духа. Долинский и Селезнев не беспокоили ее вопросами и не возвращались к загадочному разговору о полученных ею сведениях.

В их уме даже появилась роковая мысль, что молодая девушка тронулась в уме.

Они оба продолжали свои розыски в Москве, бывая всюду, где собиралась публика.

Сентябрь в этом году стоял великолепный.

Погода была чисто летняя, теплая.

Сад «Эрмитаж» и Петровский парк по вечерам кишели публикой.

К последнему по Тверской улице тянулись длинною лентою всевозможные экипажи.

Однажды, вернувшись вечером домой, Долинский и Селезнев зашли по обыкновению в номер Елизаветы Петровны.

– Отгадайте, кого мы видели, Елизавета Петровна? – воскликнул Сергей Павлович.

– Не мастерица, – отвечала молодая девушка, грустно улыбаясь.

– Ну, так слушайте. Мы сейчас из Петровского парка. Экипажей там и дам целые миллионы. Богатство – умопомраченье. Красавиц – не перечесть… Вдруг вижу несется коляска, которой позавидовала бы любая владетельная особа: кучер и лакей – загляденье, кони – львы. А в коляске сидят две дамы – одна, точно сказочная царица, другая поскромнее… Поровнялись они с нами, и… о, боги!.. Вторая оказалась Любовь Аркадьевной!

– Вы с ней говорили? – вскочила с кресла, на котором сидела, Дубянская.

– То-то же, что нет… Сергей так загляделся на первую, что не заметил сестры… Я тоже совершенно растерялся, а в это время коляска была уже далеко… Мы исколесили весь парк, но более их не встречали… Утешительно одно, значит Неелов и Любовь Аркадьевна в Москве.

– Я же вам говорила.

– Но кто эта красавица, которая с ней? – задумчиво произнес Сергей Аркадьевич.

– И это я знаю, – просто сказала Елизавета Петровна.

– Вы… знаете?.. – в один голос спросили молодые люди и невольно переглянулись друг с другом.

– Знаю… Это – шансонетная певица Мадлен де Межен – невеста Савина.

– Откуда же у вас, однако, эти сведения? – серьезно спросил Сергей Павлович.

– Птица на хвосте принесла.

– Вы шутите!

– Я не шучу… Какое вам дело, откуда эти сведения, если они верны!

– Значит, и Савин здесь?

– Здесь.

– В таком случае, дело упрощается… Завтра же я разыщу Николая Герасимовича и через него найду и Неелова, и Любовь Аркадьевну, – сказал Долинский.

– Но как же ты разыщешь его? – спросил Селезнев;

– Очень просто… Он, несомненно, живет прописанный, ему нечего теперь скрываться…

– А кто же эта Мадлен де Межен? Его невеста?

– Ну, если хочешь, невеста… Он живет давно с ней… Эта связь началась еще за границей… Она его безумно любит, и эта любовь побудила ее приехать в Россию в качестве шансонетной звезды… Она дожидалась его освобождения, и теперь они снова вместе…

– Однако, это все-таки не особенно подходящее общество для моей сестры, – сквозь зубы проговорил Селезнев.

– Это несомненно… Видимо, Неелов думает иначе.

– Я его заставлю думать так, как думают все порядочные мужья…

– Он не муж ее… – печально сказала Елизавета Петровна.

– Вы и это знаете?

– Я знаю даже, что он раздумал, видимо, на ней жениться и ухаживает за очень богатой московской невестой.

– Негодяй! Я его заставлю жениться под пулей! – воскликнул Сергей Аркадьевич. – О, только бы найти его.

– Не беспокойся, теперь найдем. И он от нас не увернется, – с нескрываемой злобой добавил Сергей Павлович Долинский.

– Боже мой, Боже мой, несчастная девушка, она теперь, может быть, сама не знает как вырваться из этого омута, в который бросилась очертя голову.

– Не беспокойтесь, она будет его законной женой, а затем может бросить его, если пожелает, – сказал Долинский.

– Утешительного мало. Разве в этом счастье?

– Но в этом сохранение чести… Однако уже поздно, пора в постели… Утро вечера мудренее. До завтра. Пойдем, Сергей Аркадьевич.

Молодые люди простились с Дубянской и отправились к себе в номер.

Растрата в несколько десятков тысяч рублей, конечно, не могла произвести никакого затруднения в операциях банкирской конторы «Алфимов и сын» при ее громадных денежных оборотах.

Известие о растрате с быстротою молнии распространилось по городу, особенно после того, как на другой день газеты оповестили о ней в витиеватой форме. Несколько особенно осторожных вкладчиков явились вынуть свои капиталы, но когда контора тотчас же выдала их, то на другой же день они принесли их обратно, приведя за собой и других.

Все, таким образом, для репутации конторы окончилось благополучно.

Корнилий Потапович, занятый всецело возможностью овладеть Ольгой Ивановной, не обратил особого внимания на случившееся и после ареста Сиротинина снова пришел, к удовольствию Ивана Корнильевича, в хорошее расположение духа.

Праздник, данный им на даче, не привел его к желаемым результатам, а потому он решился начать сезон необычайным по роскоши и затеям бал-маскарадом.

Этот праздник был назначен на 8-е октября.

За несколько дней перед ним графиня Надежда Корнильевна задумчиво сидела в своем будуаре уже на зимней квартире.

На глазах ее сияли слезы умиления.

«Итак, меня связала теперь с мужем новая неразрывная и святая связь!» – думала она.

«А тот, милый, желанный, несчастный! Теперь я обязана отнять у него даже тот невинный залог – медальон… Как он настрадается… О… Петя, если бы ты только знал, какую жертву мы приносим».

Дверь тихо отворилась.

– Надя, ты плачешь! Ты все еще несчастна! – проговорил граф Вельский.