Ким Балков - Проклятие Баальбека

— Я поклялся в этом на Коране, — ответил Бейбарс.

— Ты должен стать во главе войска, которое разгромит неверных, — сказала Шеджерет.

— А как же Айбек?

— Он не способен защитить Египет, — поморщилась Шеджерет. — Я дала евнухам двести магрибских динаров, и они скоро отправят его в долину смерти.

Бейбарс промолчал. Он любил эту странную женщину и не хотел подвергать ее опасности, но в тоже время не мог пойти против султана. Ведь Айбек тоже был мамлюком.

За всю обратную дорогу они не проронили ни слова. Едва на горизонте показались обрызганные солнцем минареты Каира, Шеджерет ударила коня тугой ременной плетью и, отрываясь от Бейбарса, понеслась наметом к открытым воротам султанского дворца.

Бейбарс задержался в саду. Он не знал, что говорить Кутузу. Его вдруг обожгла страшная догадка. Шеджерет сама хочет управлять Египтом.

Заметив в саду везиря, Бейбарс поспешил к нему.

— Где султан? — спросил он, подойдя.

Кутуз рассеянно посмотрел на него, ответил, усмехаясь:

— Султан с утра выпил много вина и теперь играет с евнухами в шары.

— Надо остановить его, — сказал Бейбарс.

— Зачем? — удивился Кутуз.

У атабека перехватило дыхание. Показалось, между деревьями стоит Шеджерет и с горьким сожалением смотрит на него.

— Ты что-то знаешь, — изменился в лице Кутуз. — Говори.

Бейбарс хотел уйти, но везирь остановил его:

— Мы погибнем, если не будем держаться вместе.

— Да, ты прав, — согласился Бейбарс. — Мы родились под одной звездой. Надо спасать султана.

Но было уже поздно. Когда они пришли на поляну для игры в шары, Айбек, задыхаясь, корчился в предсмертных судорогах.

Бейбарс так и не сказал Кутузу, что это Шеджерет подговорила евнухов отравить султана, но они под пытками выдали ее имя.

Шеджерет заключили в красную башню, и Бейбарс услышал ночью пронзительный женский крик:

— Будь ты проклят!

Он бросился к тюремному замку. Кованые железные ворота тяжело отворились перед ним.

Во дворе корчились от мук распятые на крестах евнухи.

Бейбарс в ужасе замер, увидев нанизанную на копье, с черными провалами вместо глаз и неестественно открытым ртом, где застрял кровавый обрубок языка, голову Шеджерет. Он представил ее муки и возненавидел Кутуза. Зачем, зачем везирь так жестоко поступил с Шеджерет?.. Ведь она хотела добра Египту.

На рассвете медный голос трубы возвестил о начале нового дня…

На рассвете медный голос трубы возвестил о начале нового дня…

Хулагу был в ярости. Копыта монгольских коней топтали земли десятка стран, сотни племен и народов изъявили покорность великому каану с берегов Керулена, а его тумэны целый месяц не могут взять крепость, которую защищает горстка федаинов во главе с загадочным старцем горы.

Хулагу позвал к себе орхона и сказал:

— Я хочу, чтобы ты привел ко мне на аркане старца горы.

Мудрый Додай-Чербия — ран на его теле было больше, чем стрел в колчане у любого из нукеров — благоразумно промолчал в ответ, хотя знал, что им еще долго придется топтаться под стенами Аламута. Без стенобитных орудий крепости не взять, а обозы сильно отстали.

Юртаджи донесли, что видели на перевале чудовище зеленой масти с бычьим туловищем и лошадиным хвостом. Это старец горы, о котором по всему Дейлему идет дурная слава, напустил на монголов злого шумнуса.

Додай-Чербия не знал, что делать: то ли приказать нукерам рубить деревья и вязать штурмовые лестницы, то ли отрядить лучших воинов на поиски старца горы, но из них никто не знает здешних мест, и они легко могут угодить в засаду.

Китбуга решил прийти на помощь орхону, сказал твердо, что они погубят много нукеров, если решатся на приступ. Надо найти воду и перекрыть ее. А когда подойдут обозы со стенобитными орудиями, они не оставят от Аламута камня на камне.

Хулагу гневно сверкнул глазами и сломал в руках камчу. Услышав крик совы на перевале, он поморщился, сказал, обращаясь к Китбуге:

— Сова не может кричать днем. Это не птица, а мангус. Убей ее!

Тумань вытащил из сагадака боевой лук с завитками из козьих рогов, вложил в тетиву хангайскую стрелу, прицелился и выстрелил. До совы было триста гадзаров, но Китбуга знал, что убьет ее. Он еще никогда не промахивался с такого расстояния.

Внезапно солнце заволокли свинцовые тучи, и сова превратилась в шинхота. Это был дурной знак.

Хулагу изменился в лице, когда увидел, как стрела насквозь пронзила белого кречета, и он камнем рухнул в бурлящую пропасть.

— Я не хочу тебя видеть, — произнес хан, и Китбуга молча удалился.

Тумань знал, что это происки старца горы. Вчера к нему привели пленного кармата. Он не хотел отвечать на вопросы, и Китбуга приказал пытать его.

— Ты зря теряешь время, — сказал краснобровый перс из Хоросана, которого тумань взял к себе в советники. — Карматы не боятся смерти. Они служат черному Хасану, а тот уже давно продал душу Иблису.

Кармат упорно хранил молчание, хотя его тело жгли раскаленным железом. Он не проронил ни звука даже тогда, когда ему в уши стали заливать кипящее олово.

Отчаявшись, Китбуга приказал вырвать у кармата сердце и бросить его собакам.

Кебтеулы были поражены увиденным. Они еще никогда не встречались с таким врагом.

— Расскажи мне о карматах, — попросил Китбуга, и старый перс произнес, вздыхая:

— Я почти ничего не знаю о них. Карматы тайно вступают в свое братство, тайно вершат зло, и, погибая под пытками, хранят тайну своих деяний. Они всегда действуют под покровом ночи. Когда на небе загорается голубая звезда Зухра, карматы вылазят из своих горных убежищ и убивают ради собственного удовольствия.

— Зачем они это делают? — спросил Китбуга.

— Черный Хасан обещает райскую жизнь на небесах тем, кто больше убьет людей, — ответил перс и замолчал, напряженно глядя, как собаки рвут на куски окровавленное сердце федаина. Спустя немного добавил: — В Испахане один кармат, притворяясь дервишем, заманивал правоверных в засаду, где их убивали.

Китбуга вспомнил этот разговор, направляясь к расшитой темными крестами кибитке Буха-заарина, которая стояла чуть в стороне от других.

— Я творил молитву и бросал кости, — сказал священник вместо приветствия. — Архаты поведали мне, что нам не видать победы, если мы не усмирим злого шумнуса.

Китбуга был удивлен, что Буха-заарин сразу завел речь о Черном Хасане, но не подал вида, сел, поджав под себя ноги, на войлочную кошму.

— Старец горы обладает большой силой, — продолжил священник, — но вещество, которое я приготовил из печени изюбря, убьет его. Мы выступаем завтра на рассвете, и ты сделаешь все так, как я скажу тебе.

— Хорошо, — согласился Китбуга.