Томас Кенилли - Список Шиндлера

Тут мои рабочие, объяснил Шиндлер. Исключительно важные для производства. И мой управляющий. Это какое-то идиотство! У меня контракты с Инспекцией по делам вооруженных сил, а вы тут изымаете у меня рабочих, необходимых для их выполнения.

Вы не можете забрать их, сказал молодой человек.

Они в списке.

Обершарфюрер СС из опыта знал, что всех, внесенных в список, ждет одна судьба.

Оскар понизил голос до шепота, создавая впечатление, что он достаточно влиятельный человек с хорошими связями, которому просто не хочется пускать в ход тяжелую артиллерию. Представляет ли герр обершарфюрер, сколько времени надо готовить специалиста, чтобы заменить тех, кто в списке? У меня на производстве есть цех по производству боеприпасов, который находится под специальным контролем генерала Шиндлера, моего однофамильца. Товарищи обершарфюрера на русском фронте почувствуют спад выпуска продукции, и тут – можете не сомневаться! – Инспекция по делам вооружений потребует представить тому исчерпывающее объяснение…

Молодой человек покачал головой – он тут проездом и всего лишь исполняет свои обязанности.

– Я уже и раньше слышал такие истории, – сказал он. Но явно обеспокоился.

От глаз Оскара не укрылось его состояние, и, склонившись к нему, он заговорил мягко и убедительно, с легкой ноткой угрозы:

– Я не собираюсь спорить с вами. Где у вас тут старший?

Молодой человек кивнул на офицера СС, хмурого человека лет тридцати, в очках.

– Могу ли я узнать вашу фамилию, герр унтерштурмфюрер? – спросил Оскар, держа наготове блокнот, вынутый из кармана пиджака.

Офицер тоже заверил его, что список является святым и непререкаемым указанием. Для этого человека он был единственным островком рациональности в мешанине кишащих вокруг евреев и с лязгом ползущих по путям теплушек. Но в голосе Оскара на этот раз была холодная жестокость. Он уже слышал о списке, сказал он. В данном случае его интересует лишь фамилия унтерштурмфюрера, о которой он и спрашивает. Он намерен обратиться непосредственно к оберфюреру Шернеру и генералу Шиндлеру из Инспектората.

– Шиндлеру? – переспросил офицер.

В первый раз он внимательно посмотрел на Оскара. Внешний вид посетителя говорил, что тот достаточно уважаемая личность, на лацкане у него сиял подобающий значок, а по фамилии выходило, что генерал был членом его семьи.

– И не сомневаюсь, что могу гарантировать вам, герр унтерштурмфюрер, одно, – с угрожающей вежливостью прорычал Шиндлер, – еще до конца недели вы будете на русском фронте.

Под предводительством эсэсовского унтера Шиндлер и офицер бок о бок двинулись вдоль шеренг заключенных и рядов уже загруженных теплушек. Локомотив исходил паром, и машинист, дожидаясь сигнала к отправлению, высунулся из кабины, вглядываясь в лежащие перед ним пути. Офицер крикнул попавшемуся на платформе железнодорожнику, чтобы задержались с отправлением.

Наконец они добрались до одной из последних теплушек. В ней находилась дюжина рабочих, среди которых оказался и Банкер; их погрузили всех вместе, словно они представляли цельную команду. Дверь откатили в сторону – и они выпрыгнули наружу: Банкер и Франкель из конторы, Рейх, Лейзер и другие с фабрики Шиндлера. Они были сдержанны и молчаливы, они старались, чтобы никто не заметил их счастья – путешествие в ад им больше не грозило. Оставшиеся внутри весело загалдели, как будто радуясь, что на время пути им достанется больше места. Офицер, подчеркнуто нажимая карандашом, одного за другим вычеркивал рабочих «Эмалии», а затем попросил Оскара расписаться в нижней части каждого из листов.

Когда Оскар, поблагодарив офицера, двинулся со своими рабочими на выход, тот попридержал его за рукав.

– Видите ли, – сказал эсэсовец, – вы должны понимать: нас не волнует, будет ли эта дюжина или другая.

Офицер, который встретил Оскара в мрачном настроении, теперь казался спокойным, словно наконец проникся пониманием этой ситуации. «Вы считаете, что ваши тринадцать жестянщиков так уж важны? Так мы заменим их тринадцатью другими жестянщиками, и можете цацкаться со своими сантиментами».

– Небольшая неточность в списках, вот и все, – объяснил офицер.

Маленький толстенький Банкер признал, что вся их группа спустя рукава отнеслась к необходимости поставить Blauschein в помещении старого польского Сберегательного Банка. Шиндлер, внезапно вспылив, приказал немедленно получить их. Отрывистая грубоватость его слов объяснялась тревогой и испугом, которые он испытал при виде этих толп на станции; лишившись надежд получить синюю печать, люди приняли новый обманчивый символ их жизни – теплушки, в которых они, куда-то ехали влекомые могучим локомотивом. Теперь они были не чем иным, как рабочим скотом.

По лицам своих рабочих Оскар мог догадаться о страданиях, которые те испытывают в гетто. Они жили в постоянном напряжении, не имея возможности ни уединиться, ни собраться в общем кругу отпраздновать семейное торжество. Многие искали убежища и какого-то успокоения в том, чтобы подозревать всех и вся – от людей, живущих в том же помещении, до еврейских полицейских на улице. Но теперь даже самые здравомыслящие не знали, на кого можно положиться, кому довериться. «Каждый обитатель сего дома, – написал молодой литератор Иосиф Бау о пребывании в гетто, – жил в своем собственном мире, полном тайн и загадок». Дети внезапно замолкали, заслышав скрип лестничных ступенек. Взрослые, пробуждаясь от ночных кошмаров, в которых они видели себя обездоленными и изгнанными, обнаруживали себя наяву обездоленными и изгнанными в переполненных комнатах на Подгоже. Вереница ночных видений, преисполненных страхов, находила продолжение в страхах и ужасах дня. Зловещие слухи непрестанно преследовали их в домах, на улицах, на работе. Спира уже составил очередной список, который был вдвое или втрое длиннее предыдущего. Всех детей отправят в Тарнув, где их расстреляют, или в Штутгоф, где их утопят, или в Бреслау, где над ними проведут операцию промывки мозгов, с корнем вырвав всякие воспоминания о своем происхождении. У вас есть старики родители? Всех старше пятидесяти лет отправят в Величку – на соляные копи. Работать? Нет. Их загонят в отработанные штольни и замуруют там.

Все эти слухи, большая часть которых доходила и до Оскара, базировались на инстинктивном человеческом стремлении избежать зла, назвав его по имени, всем хотелось остановить руку судьбы, дав ей понять, что вы знаете о ее замыслах.

Но в этот июнь самые страшные видения и слухи стали обретать конкретные формы, и самые непредставимые ужасы начали становиться действительностью.