Борис Тумасов - Василий III

Деревянный мост соединял Торговую сторону с Софийской. Здесь возвышался массивный каменный кремль, опоясанный глубоким рвом, наполненным мутной ржавой водой. Главной святыней Великого Новгорода почитался Софийский храм, расположенный в северном конце кремля. Вокруг собора в беспорядке теснились различные строения, предназначенные для проживания и обихода новгородского архиепископа.

От Софийского дома во все стороны, словно лучики, разбежались узкие улицы города, выстланные бревенчатой мостовой. Вокруг города вдоль волховских берегов пролегли обширные заливные луга, болотистые, труднопроходимые. На невысоких пологих холмах пристроились небольшие селения и монастыри.

Макарий поднялся на возвышение. Был он подвижен, худощав. Тёмные живые глаза, цепко пробежали по лицам людей, собравшихся на площади.

- Слушайте, люди новгородские, владыка будет говорить с вами! - разнёсся над площадью голос бирича. Толпа притихла.

- Славные новгородцы! Ведомо стало нам, что удельный князь Андрей Старицкий, нарушив крестное целование, выступил против юного великого князя. Собрав силы, движется он к Новгороду, чтобы овладеть им.

- Не бывать этому! - громко прозвучал голос из толпы.

- Не хотим старицкого князя!

- Князь старицкий, - уверенно продолжал Макарий, - посылает в Новгород и в новгородские земли льстивые грамоты, в коих смущает людей, призывает новгородцев служить ему.

- Плевали мы на его грамоты! - Над толпой взметнулся лист бумаги. Кто-то поймал его, разодрал в клочки. Толпа разъярённо топтала кусочки бумаги.

Владыка взмахнул рукой:

- Повелеваем мы воеводе и дворецкому новгородскому Ивану Никитичу Бутурлину со многими людьми и пушками выступить на защиту Великого Новгорода от посягательств со стороны старицкого князя. А вам, новгородцы, великий князь всея Руси Иван Васильевич велел немедля приступить к постройке защитных стен вокруг Торговой стороны.

Толпа дружно поддержала своего пастыря. Все понимали, что в случае прихода Андрея Старицкого Торговая сторона, не защищённая стенами кремля, станет его лёгкой добычей. В тот же день после молебна новгородцы, руководимые наместником Борисом Ивановичем Горбатым, а также дьяками Яковом Шишкиным и Русином Курцовым, дружно взялись за дело. Всего за три дня вокруг посада были возведены оборонительные сооружения.

А на следующий день после прибытия гонца из Москвы новгородский воевода Иван Бутурлин покинул город и, расположившись в Бронницах, в тридцати верстах от Новгорода, надёжно преградил путь мятежному князю.

Андрей Иванович ехал бок о бок с дворецким и воеводой. Из всех приближённых они казались ему наиболее надёжными и верными людьми. Ничто как будто не предвещало беды. До Новгорода осталось чуть больше тридцати вёрст. Правда, дозорные доносили, что следом за войском старицкого князя идут полки Ивана Овчины, однако Андрей Иванович надеялся, что первым войдёт в Великий Новгород, стены которого надёжно защитят его от преследователей.

Из-за поворота показался всадник, погонявший коня. Увидев Андрея Ивановича, он приблизился к нему и, спешившись, доложил:

- Беда, княже! Под Бронницей стоит большое войско с огневым нарядом во главе с воеводой новгородским. Что велишь делать?

«Так-то новгородцы встречают меня! А ведь мои людишки, ездившие к ним с льстивыми грамотами, сказывали иное: дескать, ждут меня новгородцы, не дождутся». Старицкий князь вопросительно глянул на советников.

Воевода Оболенский-Большой молодцевато подкрутил ус:

- Вели, княже, ударить по новгородцам! Сила у нас немалая, а среди противников наших наверняка многие тебя ждут.

«Вряд ли кто ждёт меня… Да и огневой бой при них…»

- Опасное это дело, - поёжился Андрей Иванович. - Едва мы ввяжемся в драку с новгородцами, как сзади кинется на нас Овчина. Потому велю повернуть к Старой Руссе.

Свернув с проторённой дороги, воинство удельного князя пошло ещё неспешнее, кони вязли в болотистой почве, да и люди притомились. Преследователи сразу же поняли намерения старицкого князя и, прибавив ходу, начали постепенно настигать его. Не успели мятежники пройти и пяти вёрст от Заячьего Яма по направлению к селу Тюхоли, как вплотную сошлись с московскими полками.

- Ничего не поделаешь, - стал убеждать Андрея Ивановича его воевода, - пора, княже, начать драку. Иначе хуже будет.

Старицкий князь, казалось, не слушал его. Он задумчиво смотрел на дальние перелески, на мирно плывущие по синему небу облака.

- Хорошо, вели войску изготовиться к бою.

Яростно взревели трубы. Казалось, уже невозможно избежать большого кровопролития. Однако до сражения дело всё же не дошло. Когда воевода Юрий Андреевич Оболенский-Большой отдавал последние распоряжения перед боем, к шатру старицкого князя прибыл посланник конюшего. Поклонившись Андрею Ивановичу, он произнёс.

- Князь Иван Фёдорович Овчина-Телепнев-Оболенский обращается к тебе, князь Андрей Иванович, чтобы ты против великого князя не стоял и крови христианской не проливал. А государь князь великий Иван Васильевич и его мать, великая княгиня Елена, тебя пожалуют, отпустят на твою отчину невредимо вместе с твоими боярами и детьми боярскими.

Андрей Старицкий верил и не верил сказанному от имени конюшего. Он мало надеялся на благополучный исход затеянного дела, поэтому воспринял слова Ивана Овчины с облегчением и надеждой. Но можно ли верить любовнику великой княгини? Уж не ловушка ли это?

- Передай Ивану Фёдоровичу Овчине, что я не намеревался сотворить зла великому князю и его матери, великой княгине Елене.

- Иван Фёдорович Овчина верит тебе, князь, но ты должен распустить своё войско и явиться в Москву для переговоров с великим князем.

- Пусть Иван Фёдорович даст правду [184] Дать правду - дать гарантии, принести клятву. , что великий князь Иван Васильевич и его мать, великая княгиня Елена, не причинят мне зла и позволят невредимо вернуться в свою отчину с боярами и детьми боярскими.

- Хорошо, я скажу о том Ивану Фёдоровичу.

Гонец удалился. Наступил вечер, а за ним и ночь, тревожная для старицкого князя. До утра он не сомкнул глаз, много молился, но молитва не принесла душевного покоя. Мысли путались в голове. Неожиданно припомнилась беседа с хворым братом Василием в Колпи, его слова: «Как Евфросинью Бог милует?.. Ловок ты, братец, давно ли женился, а уж Всевышний смилостивился над тобой…» И тут перед мысленным взором возник четырёхлетний сын Владимир, да так явственно, что Андрей Иванович вздрогнул: личико бледненькое, без кровинки, большие глаза смотрят с состраданием, испуганно. Но вот что-то тёмное и неотвратимое надвинулось на малютку и поглотило его. Некоторое время князь видел протянутые к нему ручонки и рот, искривлённый безмолвным криком.