Борис Тумасов - Василий III

- Не станет старицкого князя, Елена ещё большую власть возьмёт. И до чего ведь коварна, ехидна! Велела своему любовнику Ваньке Овчине крест целовать перед Андреем Ивановичем, дескать, ни она, ни великий князь ему никакого зла не причинят, заманили его в Москву, как в ловушку, а теперь намерены казнить вместе с ближними людьми, Дивлюсь я Ваньке Овчине: пошто ему-то грех тяжкий брать на душу?

- А всё власть, Ваня. Это она портит людишек. Отец Ивашки Овчины и не помыслил бы так сделать. А наш кобелёк как оседлал великокняжескую постель, так и возомнил, что ему всё дозволено: сегодня можно крест целовать, а завтра наплевать на него. Найдём мы и на Ивашку Овчину управу!

В дверь просунулась голова слуги.

- Боярин, там явился человек от старицкого князя.

- Только его нам сейчас и не хватало! Гони его, скажи: нет меня. Эй, ладно, пусть войдёт, коли пришёл.

В горнице появился князь Фёдор Пронский.

- Что поведаешь нам, Фёдор Дмитриевич?

- Князь Андрей Иванович снарядил меня к тебе, Василий Васильевич, чтобы ты заступился за него перед великим князем и его матерью, великой княгиней Еленой.

- Эка чего захотел! Дело старицкого князя решённое… Пронский насторожился.

- … ему теперь один Бог поможет.

- Что же Андрею Ивановичу делать?

- Пусть делает то, что он ещё может сделать. А пока прощай.

«Думал ли я, что стану клятвопреступником? Кто в том повинен? Хотел я только счастья для Руси, спокойствия и мира, процветанья. А получилось вон что… Казалось, многого уже достиг, а вышло - ничего! Злая воля бабы перечеркнула все мои благие побуждения. Елене мнится: ежели она прикончит поскорей князька удельного, то станет тем сильней. Ошибочно намеренье её, итог плачевный будет. Из зла добро не явится, из зла лишь зло родится. А мне приходится помышлять о том, как грязь бесчестья смыть с себя. Елена утверждает: не велено мне было крест целовать перед Андреем Ивановичем. Но ведь в моём присутствии людей митрополита она просила сказывать старицкому князю: да ехал бы ты к государю и к государыне без всякого сомнения, а мы тебя благословляем и берём на свои руки. Не по этому ли наказу я поступал? Как всё у бабы просто: сначала обмануть, заманить в ловушку, а потом расправиться со своей беззащитной жертвой. И невдомёк ей, что ежели она нынче кого-то обманет, то завтра её саму облапошат точно так же. Воистину: волос долог, да ум короток!..»

- Звал меня, воевода?

Иван Овчина вздрогнул: за размышлениями он не заметил прихода Афони.

- Звал, Афоня. Все ли дома у тебя здоровы?

- Тесть давно хворает, а остальные на хворь не жалуются.

- Сколькими детьми тебя Господь Бог наградил?

- Четверо у меня, воевода.

- Ишь какой плодовитый! И когда только успел, всё в походах, да и женился недавно.

- Это не я, а жена моя Ульяша плодовитая. Последний раз двойней разродилась.

- Такую жёнушку на руках носить нужно.

- Я так и норовлю делать: с утра до ночи на закорках её таскаю.

- Небось тяжела жёнушка-то, замучился?

- Своя ноша не тянет.

- Хорошо, коли так. А позвал я тебя, Афоня, вот для чего. Ведаешь ли ты, где подворье старицкого князя Андрея Ивановича?

- Вестимо где, в Кремле, воевода.

- Так ты сказал бы ненароком князю: пусть нынешней же ночью бежит из Москвы куда хочет - к себе, в Старицу, к Жигимонту или ещё куда, только пусть не сидит сиднем, беда ждёт его неминучая. А случится та беда - грех тяжкий, незаменимый ляжет на мою душу. Понял?

- Понял, воевода.

- Самому тебе к старицкому князю, может, и не доведётся попасть. Так ты слугам его скажи - воеводе или дворецкому. Их одинаково кличут, оба они Юрии Оболенские. Ну, ступай с Богом, не мешкай!

Простившись с конюшим, Афоня направился в Кремль. На торжище было уже малолюдно - завтра большой торговый день суббота, а потому купчишки, позёвывая и незлобиво переругиваясь, пораньше расходились по домам. У Фроловских ворот все книжные лавки были закрыты. В сумерках Афоня осторожно приблизился к подворью Андрея Ивановича и сразу же понял, что опоздал: со всех сторон оно было окружено вооружёнными стражниками, схоронившимися, чтобы их не было видно из окон дома. Он и так и эдак прикинул: попасть к мятежникам не было никакой возможности. Афоня совсем было отчаялся выполнить поручение Овчины, но тут заметил сарай, вплотную примыкавший к ограде старицкого подворья. Правда, по ту и другую сторону сарая возле стены, притаившись, стояли стражники, но если забраться на крышу, то с неё можно соскочить во двор. Пока стражники залезут на забор, он будет уже внутри дома.

Афоня подтянулся на руках и оказался на крыше сарая. Но тут из чердачной щели кто-то цепко ухватил его за ногу.

«Ого, да их тут что тараканов за печкой! Глянь, и во дворе во всех щелях понапихано, даже возле крыльца стоят двое».

- Брось шалить, - спокойно произнёс Афоня, - своих не признал, что ли?

- Это ты, Прошка?

- Ну я…

Рука на мгновение отпустила ногу.

- Да это не Прошка вовсе, а старицкий лазутчик. Хватай его!

Однако Афоня уже был на земле, притаился за углом. Кто-то, тяжко дыша, бежал с противоположной стороны. Подставлена нога, и преследователь, чертыхаясь, грузно повалился в крапиву. Короткая перебежка, но за спиной совсем близко слышится хриплое сопение. Резко развернувшись, Афоня с силой ткнул кулаком в темноту. Стражник, охнув, осел на землю. Теперь можно идти спокойно. А вот и Успенский собор, народ валит из дверей после вечерни. Кто сыщет его в этой толпе?

…Трудную загадку загадал Василий Шуйский старицкому князю. Сподвижники Андрея Ивановича и так и эдак прикидывали, что такое они должны предпринять. Фёдор Пронский, сам слышавший Шуйского, конечно же понял смысл его слов, но сначала отмалчивался, чтобы не огорчать своего господина. Наконец он сказал:

- Думается мне, что нынешней ночью следует тебе, Андрей Иванович, бежать из Москвы.

- Бежать? - испуганно произнёс старицкий князь и перекрестился. - Но ведь Иван Овчина крест целовал…

- Иван целовал, да Елена согласия на то не давала.

- Не может такого быть. Всем ведомо, что Иван Овчина большую власть над Еленой имеет. Выходит, они обманули меня, заманили в ловушку! Что же теперь будет?

- Что будет, я пока не ведаю, то один Господь Бог знает. Ясно одно: надо как можно быстрее бежать отсюда.

- Но ведь ежели я сбегу, то вина моя перед великим князем усугубится.

- Семь бед - один ответ…

В полночь Юрий Андреевич Оболенский-Большой попытался выйти на двор. Дверь оказалась припёртой снаружи. Воевода нажал посильнее. Дверь не поддавалась.

- Эй, кто там шалит? - послышался сердитый окрик.

- Открой, мне надобно выйти во двор по нужде.

- Внутрях рундук есть, обойдёшься.

- Так там занято.

- Не велено никого пущать.