Николай Кондратьев - Старший брат царя. Книга-1

Камбирдей слушал, прикрыв глаза, и продолжал качать головой. Потом вдруг веки его поднялись, и маленькие глаза впились в Девлета.

— А где твой друг, русский князь?

— Князь Михаил тут. Позвать? Послушаешь его сам.

— Нет... — Веки вновь прикрыли глаза Камбирдея. — Что делать будет он? Зачем его возишь с собой?

Хан ответил без достаточной твердости:

— Оставим его в Туле нашим наместником. Ведь он все ж великий князь, хоть и рязанский.

— Дурак он, если согласится остаться. Иван Тулу не отдаст. — Камбирдей отхлебнул кумыс. — Ответь мне, хан, брат моей жены, ты веришь, что этот человек — истинный великий князь?

- Почему не верить нам, князь, муж сестры моей? Ему ярлык дан от вельможи литовского Радзивилла, да и русичи верят, присягают ему.

— Не все верят.

— Это хорошо. Если бы все верили, он не нуждался бы в моей помощи! Нам все равно, кто он. Мы будем помогать ему, чтобы ослабить русского царя. Прошу тебя, князь, муж сестры моей, так и скажи султану Сулейману, царю всех царей! Да славится имя его!

— Славится! — подтвердил Камбирдей. — Царь всех царей сказал: «Хорошо, когда на Руси два великих князя грызутся меж собой». А еще он хвалил тебя...

Камбирдей говорил, и сладостно трепетало сердце Девлет- Гирея. Много было выпито кумыса, много было сказано разного, прежде чем расстались...

Человек, называвший себя великим князем рязанским Михаилом Ивановичем, сидел на подушке перед ханом, сложив ноги по-татарски. Рядом с ним его ближайший советник, Михаил величал его князем Мосальским Ростиславом Елизаровичем. Князья были примерно одного возраста — лет по тридцать, одетые в одинаковые шелковые халаты, как богатые турки. По внешности князья резко отличались. Князь Михаил худощав, русая негустая борода и светлые усы на бледном лице; глаза светло-голубые, один слегка косил. Ростислав же не по годам дороден, на круглом розовом лице окладистая темно-рыжая борода, усы вразлет, глаза карие, насмешливые. Головы у обоих обриты.

Беседа Девлет-Гирея с князьями началась со взаимных приветствий и осведомлений о здоровье. Сидящий неподалеку толмач громко переводил слова князей. Второй толмач — из русских — стоял на коленях позади князей и шептал им перевод речи хана.

После приветствий Девлет-Гирей торжественно произнес:

— Великий князь Михаил сын Ивана! Наступил решительный день: завтра наше правоверное воинство возьмет богатый город Тулу. Мои князья решили основательно пощипать князька московского, незаконно присвоившего себе царский титул. Мы доверим тебе управление городом. Будешь тут копить силы, собирать недовольных Ивановым правлением. Заставим служить тебе переметнувшихся к Московии татар касимовских. А потом, да поможет Аллах, мы подчиним тебе всю Московию. Тогда наступит вечная дружба между благословенным Крымом и Москвой. Да будет так! — Хан помолчал многозначительно, потом спросил буднично: — Сколько у тебя воинов осталось?

Князь Михаил ответил с неохотой:

— Семьдесят три.

Девлет-Гирей нахмурился:

— Опять сбежали! Ведь девяносто было... Плохо дело. Бегут потому, что страха не имеют. Что сделал ты с тем рыжим, которого мои орлы поймали и тебе вернули? Молчишь. Десять плетей?! Разве таким устрашишь? Не послушался меня, не посадил на кол. Тогда бы все увидели и поняли, что ты не шутишь. Ненадежные воины у тебя. Сколько людей ты с грамотами посылал и сколько вернулось?

Михаил ответил без воодушевления:

— Там другое дело. Оттуда и твоих много не вернулось.

— А кто их умертвил? Твои же русские! Вот поэтому мои князья косо глядят на тебя. Не верят, что русские пойдут за тобой. Требуют за каждым твоим человеком нукера поставить с луком...

Русский князь обидчиво сказал:

— Уже поставили. За нашим отрядом твоя сотня по пятам ходит.

— Так, великий князь, велика вина на твоих людях. В Туле ты показать себя должен, оправдать мое доверие... С моими нукерами тебе входить в город не следует. Дадим им денек потешиться. А после ты войдешь, облегчишь участь побежденных, и сразу тебе почет будет.

Скрывая волнение, князь Михаил попросил:

— Великий хан, может, попробовать... не проливать кровь христианскую?

— Это как же?

— Выйду я к стене и скажу тулякам мое и твое слово.

— Но воевода Темкин не посмотрит, что ты великий князь. Прикажет лучникам или пушкарям... Нам придется уходить, хоронить тебя с почестями.

Подал голос князь Ростислав:

— Дозволь, великий хан, молвить. Мы под стрелы не пойдем. У нас голосистый поп есть, его за полверсты слышно. Великий князь Михаил Иоаннович потребует от туляков крестоцелования и с твоего, великий хан, дозволения обещает мир и покой.

Хан с усмешкой покачал головой:

— Мыслишь, поверят? Нет, воевода Темкин не такой простак.

— А куда он денется, великий хан? Как увидит твою силу, преклонит колени. Для Темкина нет другого выхода.

Хаи погладил бороду:

— Мои князья и нукеры хотят ратной добычи.

— Будет добыча, великий хан. — Ростислав заговорил горячо и быстро. Толмач еле успевал переводить: — Податью обложишь. Туляки рады будут откупиться, кубышки откроют. А если пойдешь боем, эти кубышки на долгие годы в земле останутся! Опять же, силу свою сохранишь, она потребуется тебе, чтобы разгромить войско Иваново.

Князь все больше воодушевлялся, и его хватило бы надолго, но хан прервал его:

— Речист ты, князь Ростислав. А ты, князь Михаил, как мыслишь? Согласен с ним?

— Так, великий хан. Князь Ростислав мои слова сказал. Не станет Темкин на рожон лезть.

Хан задумался, потом, растягивая слова, произнес:

— Ну что ж, будь по-вашему. Попробуем миром войти в город. А дань после назначим...

Хан Крыма Девлет-Гирей намечал овладеть Тулой 22 июня 1552 года. Дозорные сообщили ему, что на расстоянии одного дня пути рати Ивана нет ни на Каширской дороге, ни на Серпуховской.

Еще затемно стало известно: князь Муса разгромил защитников Щегловских ворот и открыл главный проход в Тульской засеке. Вся орда пришла в движение, вдоль Муравского шляха на многие версты предрассветную тишину взбудоражили ржание и топот бесчисленных коней, тысячеголосый гомон, скрип и грохот колес тяжелых арб боевых обозов.

По приказу хана на этот раз большое хозяйство — отары овец, табуны коней и жеребят, юрты с семьями военачальников и старейшин родов не последовали за ордой, а остались по эту сторону засеки. Осталась и тысяча воинов для охраны. Последние роптали на судьбу — они лишались добычи при грабеже города.

Неполная сотня князя Михайлы также влилась в общую татарскую громаду. Вел русских седобородый богатырь Матвей Деридуб: его величали воеводой, хотя воинство его было и невелико.