Дмитрий Балашов - Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь: трилогия

Все дальнейшее произошло менее чем за полтора месяца, то есть почти мгновенно. Мамай собрал новую рать, посадил на коней семидесятилетних стариков и четырнадцатилетних мальчиков. Многие, впрочем, из разноплеменного прежнего воинства к нему не пришли. Собрал уже к исходу сентября, проявив невероятные даже для него быстроту и упорство. Но вести эти войска на Дмитрия ему не пришлось. Как раз в эту пору Тохтамыш перешел Волгу.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Васька, неожиданно для себя вновь оказавшийся воином, глядел на осеннюю громаду волжской воды, не понимая сам, как они сумели это содеять? Вниз по реке плыли сплошным хороводом, точно весенний лед, вязанки камыша и хвороста. Татары хлопотливо освобождали от камышовых связок телеги и арбы, которые только что, превращенные в плоты, одолевали реку. Васька сам плыл, толкая перед собою камышовый плот, куда было сложено верхнее платье, сапоги и оружие, сам волок за собою фыркающего коня, что сейчас, по-собачьи встряхивая всем телом, освобождался от излишней влаги. И как же долго это было! И как несла и крутила волжская вода! А как он сам плыл, украдом, на левый берег, спасаясь от плена, и колода служила ему плотом? Но сейчас переправлялось громадное войско, и переправилось все, мало кто растерял оружие, утонул или утопил коня. Он измерил на глаз долготу водного пути, восхищенно покрутил головою. На лодьях бы неделю возились, а так, плывом, в один день! Поразился вновь.

Татары сушились у костров, вываживали лошадей. Кто и гонял по песчаному берегу, разогревая взмокшего жеребца. Осенняя вода тепла, а степные кони неприхотливы, и все же…

Бурые и серые халаты воинов — мало у кого была бронь — заполонили вёсь берег. Барилась шурпа и конина. Котлы тоже плыли через Волгу, привязанные к охапкам камыша, а вот овец не было, овечье стадо плывом не перевезешь. Скот, особенно мелкий, надлежало добыть у противника. С мстительным чувством удовлетворения завидел Васька назавтра отбитое стадо баранов и какого-то татарина из Мамаевого иля с колодкой на шее. Поноси-ка, поноси и ты теперь! Он не ведал еще, как совершится дело, но надея была, что Тохтамыш победит. Иначе опять бежать, и куды? Или вновь на кафинский базар, а там на галеру гребцом, ни свету, ни роздыху не видать до гроба дней?

Тохтамыша он зрел один раз. Смуглолицый молодой повелитель Орды промчался в шелковом зеленом халате сверх чешуйчатой хорезмийской брони, в мисюрке арабской работы и оглянул их, рядовых воинов, хищно раздувая ноздри. Видно, еще не упился властью, не обык, не было ленивого превосходства и надменной скуки в очах, что вернее всего, даже и в одежде простой, отличает повелителя от простого людина.

Тохтамыш вел полки прямо на главный Мамаев юрт, широко развернув по степи крылья своего войска и захватывая без разбору все встречающиеся стада и кибитки. Ночами варили и жарили мясо, из утра двигались без передыху весь день, только пересаживаясь с коня на конь.

Отступит Мамай или даст бой? — гадал Васька, не догадывая о том, что готовилось в тиши тайных, с глазу на глаз, переговоров, о чем шептали беки и для чего скакали ночью, в опор, ханские гонцы. Прояснело лишь на заре того дня, когда вдали запоказывались ряды Мамаевых полков.

Протрубили сигнал к бою, однако никто не вынимал оружия, и полк продолжал идти мелкою рысью, "на грунах", удерживая коней.

— Эй, Рахим, чего они? — окликнул он по-татарски своего кунака, с которым подружились еще за Волгой. Тот глянул с прищуром, поцокал, рукою показал Ваське: саблю, мол, убери в ножны! Они уже ехали шагом, и Васька, у которого перед ожидаемой сшибкою стало сухо во рту, не понимал ничего.

Ряды сблизились. И тут Мамаевы татары стали вдруг — все подряд — спрыгивать с коней. Некоторые опускались и на колени, клали перед собою на землю оружие.

— Не будут драться! — сказал Рахим. — Законный хан — Тохтамыш!

Всего ждал Васька, только не этого! Не было боя. Без боя не стало Мамаевого иля. Орда объединилась вновь.

Мамаю позволили уйти, его с нукерами не удерживал никто. Ордынские беки не захотели стать предателями. Мамай, бледный от страха и гнева, ускакал от войска с немногою свитой верных ему и связанных родством и побратимством людей. Забравши в Юрте казну, золото и товары, устремил далее, в спасительную Кафу, где надеялся пересидеть или податься на Запад, выжидая, когда наконец (он еще надеялся на возвращение) тут перессорят друг с другом и беки вновь созовут его на ордынский престол.

Он не видел, да и видеть не мог невеликого фряжского посольства, которое сблизилось с передовою Тохтамышевой заставою и, переговорив о чем-то, двинулось дальше, прямо к шатрам нового повелителя Орды, теперь уже не Золотой, а Большой. Иначе, узрев, долго бы подумал Мамай, прежде чем скакать в Кафу!

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Осенний Крым. Теплый и терпкий, настоянный на пахучих травах воздух. Дыхание моря… Скалистые кручи и дорогая каменная корона крепостных стен, ползущая вверх по горе, — Кафа!

Остановили в садах за городом. Греки давили виноград. Мамаю, зная, что ордынские мусульмане пьют, поднесли молодого вина. Мамай был весел и весело ждал к себе старого своего знакомца, консула Джанноне дель Веско.

На время сбора винограда в Кафе запрещался даже суд и все прочие, связанные с долгими заседаниями дела: просидевши день в канцелярии, можно было потерять половину урожая!

В эти дни невозможно было собрать ни совет старейшин, ни даже синдиков, перед которыми обязан отчитываться консул, ни управляющих финансами… Даже военные чины, даже надзиратели, музыканты и личная охрана консула были заняты на виноградниках и давильнях. А тут уже дошли вести о полном разгроме Мамая. А тут — опустошенная казна. И — как быть с требованиями: "чтобы консул не делал расходов, превышающих его доходы", "чтобы не отдавал на откуп соляных рудников и варниц", "чтобы шкиперы приходящих судов не принимали на борт беглых рабов", "чтобы чиновники, берущие взятки…". Тьфу! Да каждый приезжий и каждый избранный чиновник — не важно, в совет старейшин, в комитеты, в торговую палату или суд, не исключая и самих синдиков! — только и мыслит, как бы нажиться на прибыльной торговле с Ордой, на тайной продаже рабов или икры, наживаются даже на найме солдат для охраны Кафы, Чембало и Солдайи! Уследи тут! И что теперь? Когда даром истрачена казна, когда погибли тысячи, когда еще неясен итог переговоров с этим новым ханом Тохтамышем, который пожелает ли вернуть Генуе захваченные Мамаем двенадцать селений? А без того ему, Джанноне дель Веско, консулу Кафы, явно не сносить головы, когда его отзовут, и республика Святого Георгия потребует отчета обо всем, что содеяно тут, и об истраченных суммах, и о погубленных человеческих жизнях!