Дмитрий Балашов - Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь: трилогия

Не уступает покамест генуэзской и дипломатия великой островной республики. А потому в исходе июня месяца 1379 года узники башни Анема, император Иоанн V и его сын Мануил, "чудесным образом" обманув болгарскую стражу, бегут из Константинополя к тому же султану Мураду и возвращаются с турецкими войсками. Мураду обещана дань, обещан ежегодный посыл двенадцати тысяч вспомогательного войска, обещано все, что можно: греки в неистовой междоусобной борьбе за власть торопятся затянуть петлю на собственной шее и первого июля 1379 года вступают в город.

В бухте Золотого Рога — боевые венецианские каракки и вооруженные тяжелые галеи. Торговые нефы перевозят турецкую конницу. Законный император штурмует город!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Киприан, как только услышал о перевороте, устремил из пригородного монастыря, где он нашел приют, в Константинополь. Но в ворота никого не пускают, в городе идет бой. Сдвинутые с дороги, стоят застрявшие купеческие возы, теснятся дровосеки с ослами, нагруженными хворостом, продавцы масла, рыбаки, покинувшие порт, нищие. Все толпятся, суетятся, переговаривают и спорят, гадая, как пойдут дела, и не ведая, что делать им теперь со своим товаром.

Толпа густеет. Тут же завязывается мелкий торг. Разносчики воды и продавцы лепешек шныряют в толпе и меж возами, предлагая свой товар.

Киприан уже было начал сговариваться с двумя моряками, собиравшимися в сумерках прорываться в город на лодке, но тут ворота раскрываются, и вся толпа обрадованно устремляется внутрь. В воротах давка. Вооруженные турецкие янычары перещупывают купеческие возы, взимают дань. Никто не спрашивает, почему и зачем и по какому праву. Право определяется кривыми широкими саблями, и больше ничем. Развязывают пояса, суют стражам золотой иперпер или носиму — по товару глядя — и с облегчением проезжают в город.

Киприана грубо ощупывают. "Монах, монах!" — повторяет он. Наконец, легонько шлепнув по шее, пропускают внутрь. Впереди редко бухают пушки. Новомодное устрашающее оружие, толку от которого, кроме грома и дыма, чуть. Куда дальше и точнее берет, пока еще, арбалет! Ясно, к Софии еще не подошли, и в секреты патриархии ему не попасть, да и попадать не стоит, там генуэзцы. По улице быстрым шагом проходит в латах отряд венецианских стрелков-арбалетчиков. На отпрянувшего в сторону духовного они даже не смотрят, не до него! Киприан бежит, потом крадется, все далее. Жители испуганно прячутся в подворотни. Любопытные пялятся из окон и с балконов. В воздухе изредка начинают посвистывать стрелы, и Киприан, избрав благую долю, сворачивает к Студитскому монастырю. Здесь его примут, накормят, здесь он пересидит, дождав победы Венеции, а с нею и своей собственной.

Турки, венецианцы и малюсенький отряд греков под командованием Мануила уже продвинулись до форума Аркадия и квартала Леомакеллий.

Иоанн V тоже отсиживается в пригороде и дрожит. В башню Анема угодить опять он не хочет вовсе, куда удрать, ежели турки с венецианцами не устоят? Но Золотой Рог полон венецианских кораблей. Галеры, выбрасывая десятки весел, похожих на шевелящиеся щетинистые усы, плавают взад и вперед, изредка сцепляются носами, тогда с палуб летят стрелы, сверкает сталь, столпившиеся у бортов солдаты готовятся лезть на абордаж, но галеры расцепляются вновь. Боя еще нет, еще те и другие не готовы к нему и ждут подкрепления.

А в городе идет сражение, улица за улицей переходит в руки турок с венецианцами, и уже Иоанн V, ободренный, переходит в город, занимает брошенную виллу на берегу, и уже старчески-плотоядно поглядывает на молодую гречанку-прислужницу. После долгого поста в башне Анема не чает дождаться ночи, чтобы повлечь упирающуюся девушку в свою постель. Кому что! Мануил, тот взаболь дерется за власть и потому упорен и смел, уже трижды кровавил оружие, он покрыт потом и пороховою гарью, — они, кажется, побеждают! Он машет воеводским жезлом, указывает вперед. Венецианские арбалетчики достают новые железные стрелы со свинцовыми шариками на конце, волочат маленькую пушку, поджигают порох… Вновь гремит, куда-то туда, вперед, уходит, крутясь, горячее ядро, вламываясь в чье-то окно, в чью-то дверь, застревая в штукатурке стены. Греки, ободренные Мануил ом, нестройно бегут вперед. Из каменного высокого дома выскакивает мосластый худой генуэзец, яростно рубится, отбиваясь сразу от десятка оступивших его греков, отступает наконец, обрызганный кровью, не то своею, не то чужой, и скрывается за углом. Еще один дом захвачен, еще на десять шагов продвинулись вперед!

Ночью город замирает. Солдаты спят тут же, разложивши костры прямо на мостовой Месы. Жарят на веретелах мясо, варят мучную затируху, косясь в сторону противника. Но там тоже едят, а город шумит встревоженно, и крупные, точно сливы, звезды смотрят с высоты, роясь, на людское неподобие в великом и священном городе, пережившем славу свою.

В конце концов к исходу июля город очищен от генуэзцев, наемников-болгар и приверженцев Андроника, войска стягиваются к Влахернскому замку, двадцать восьмого июля штурм.

Крики, клики, рев труб и удары пушек, едкий пороховой дым застилает лестницы, по которым лезут на стены разномастно одетые турки и венецианская пехота в сверкающих латах. Рубятся, падают вниз, лезут снова. Вся эта неподобь длится час, два, три, наконец наступающие отходят, равняют ряды, перекликаются, подбирают раненых и убитых. Те, со стен, кричат обидное. Огрызаясь, венецианские стрелки всаживают еще несколько раскаленных кованых орехов в толстые створы ворот, но вот отходят и они, уволакивая свои неуклюжие пушки. Первый приступ отбит, и Андроник, что, трясясь от возбуждения ярости и страха, наблюдает с башни за боем, радостно хлопает в ладоши и кричит. Его единственный глаз сверкает неистово, лицо кривит судорога, он хватает за рукав хмурого генуэзского капитана, просит совершить вылазку, но тот отрицательно крутит головой: "Мало людей! Болгары ненадежны! Даже второго приступа нам не выдержать".

Несколько дней еще длится роковое противостояние. Но в водах, омывающих столицу бывшей империи, одолевает венецианский флот. Четвертого августа — второй штурм. Густыми рядами, неся в руках осадные лестницы, турки, закусив длинные усы, идут на приступ. Вновь гремят пушки, отсюда и туда летят короткие смертоносные арбалетные стрелы, падают мертвые тела. Наконец цитадель выкидывает белый флаг, умолкают выстрелы. Крепость сдается законному императору Иоанну V. Но Андроник не хочет назад, в башню Анема! И, что гораздо важнее, этого не хотят и сами генуэзцы, мыслящие отыграться еще за днешнее поражение. Поэтому в последней перегруженной галере, что отчаливает в сумерках от причала Влахерн, уходя к сумеречной, глухо гудящей Галате, кроме Андроника с сыном, сидят, насильно забранные неудачником-узурпатором с собою, его дед, бессмертный старец-монах Иоанн-Иоасаф Кантакузин (он будет посажен в Галатскую тюрьму и выйдет оттуда лишь в 1381 году, по договору о мире), императрица Елена, мать Андроника, которую тот тоже берет заложницей, и ее сестры, тетки Андроника и дочери Кантакузина. Все они были схвачены еще месяц назад по подозрению в содействии освобождению Иоанна V с Мануилом… Воистину, приходит на ум: не был ли Мурад провидчески прав, потребовав от Иоанна V шесть лет назад суровой расправы с взбунтовавшимся сыном?