Миро Гавран - Юдифь

В раннем детстве меня часто посещали мысли о Моисее, величайшем пророке Израиля.

В молитвах я без конца благодарила его за все, что он сделал для сынов и дочерей Израиля, за то, что он заключил Союз с Богом и сделал нас избранным народом, которому даровано высшее счастье — радость служения Иегове.

Я пыталась осмыслить обстоятельства смерти Моисея, те мгновения, когда на сто двадцатом году жизни пророка, после блужданий по пустыне, Иегова привел его на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему всю землю Галаад до самого Дана. И всю землю Неффалимову, и всю землю Ефремову и Манассиину, и всю землю Иудину, даже до самого западного моря, и полуденную страну и равнину долины Иерихона, город Пальм, до Сигора.

«И сказал ему Господь: вот земля, о которой Я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: „семени твоему дам ее“; Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в нее ты не войдешь» [5] Пятая книга Моисея. Второзаконие. 34:4. .

Я не в силах была уразуметь, почему Иегова не разрешил Моисею ступить ногой на Землю обетованную и прожить хоть один год, хоть месяц или день на земле, к которой он стремился всю свою жизнь.

Почему же избранник Божий не удостоился милости, которая была дарована всем многочисленным сынам Израиля? Ведь не кто иной, как Моисей, избавил их от рабства и привел в Землю обетованную, а сам так ни разу на нее и не ступил.

Я не решилась никого спросить, отчего так несчастливо сложилась судьба Моисея, которого Господь удостоил великих милостей, кроме одной, последней.

Эти размышления не оставляли меня и в зрелые годы. Теперь, мне кажется, я знаю, почему Иегова лишает своих избранников того, что милостиво предоставляет самым обычным смертным. Вероятно, знаю, но не решусь ни сказать, ни даже написать об этом.

Самой красивой частью Ветилуи была большая площадь в центре города.

В южной части площади возвышался величественный Храм, построенный во славу Господа нашего.

С северной стороны простиралась рыночная площадь, куда стекались и крестьяне из окрестных сел, и прибывшие из дальних стран торговцы.

Еще ребенком я видела немало совершавшихся перед Храмом обрядов, которыми отмечались деяния достойнейших мужей нашего города.

Можно было наблюдать и то, как сыны Израиля, исполняя Святой Закон, побивали камнями безумцев, пытавшихся противиться воле Иеговы и слушавших голоса нечистой силы и разных смутьянов, толкавших их к осквернению Закона и святынь избранного народа нашего.

Никогда я не могла понять, каким образом человек, рожденный в нашей среде, усвоивший Закон и добрые обычаи и к тому же наделенный разумом, может словом или делом склониться к святотатству.

Я не в силах была уяснить, что же может происходить в таком случае в головах зрелых людей, какие мысли заставляют их уклоняться от единственно праведного пути.

И когда я, исполняя Закон, и сама бросала камни в одного из осужденных и недостойных жить, я не ощущала ни ненависти, ни гнева, но лишь сожаление о несчастном, который по глупости или по неосторожности утратил милость Иеговы и предал тело свое и дух на всеобщее поругание.

Девочкой я любила приходить на рыночную площадь и наблюдать за любимцем детворы — уличным торговцем Вильямом. У него не было своих детей, и он щедро одаривал нас сушеными фруктами и медовым напитком.

Первым своим двум женам он выдал, убедившись в их бесплодии, отпускные письма и расторг с ними брак в полном соответствии с Законом.

Убедившись, что и третья жена не сможет одарить его наследником, Вильям примирился со своей судьбой и продолжал жить, ничуть не обижаясь на Господа, которому лучше знать, кто к чему приставлен и какой именно груз должен влачить каждый из живущих, прежде чем попасть на Небеса.

Однажды — этот день с необычайной ясностью сохранился в моей памяти — мы увидели Вильяма на Храмовой площади рядом со священником перед лицом собравшейся толпы. Священник публично провозгласил его нечистым — прокаженным.

Закон предписывал тому, кто заразился проказой, носить разодранные одежды и растрепанные волосы и прикрывать верхнюю губу, а также кричать во всеуслышание: «Нечистый! Прокаженный!»

До тех пор пока прокаженный не исцелится, ему предписывалось жить в одиночестве за пределами городских стен.

Я помню, как Вильям на глазах у собравшегося люда раздирал свои одежды и со слезами на глазах напрягал ослабшее горло, чтобы выкрикнуть: «Прокаженный! Нечистый!»

Но до нас доходил не крик, а всего лишь приглушенный стон.

Голос не слушался несчастного.

Подобно кающимся грешникам, он оставил пределы нашего города и ушел очищаться в одиночестве, вдали от здоровых людей.

К сожалению, очиститься ему не удалось, он так и умер нечистым, исключенным из общества своих собратьев.

Это была первая на моей памяти смерть, не только опечалившая меня, но и оставившая пустоту в моем сердце.

Мне недоставало улыбки Вильяма, его щедрости, его голоса, исполненного такой радости от сознания, что Иегова подарил ему жизнь мелкого уличного торговца.

Когда спустя несколько месяцев скончалась мать моей матери, я снова ощутила боль утраты и стала привыкать к мысли, что в течение моей жизни Господь будет отнимать у меня любимые мною существа, причем сроки их исчезновения ведомы только Ему.

Ведь смерть и рождение столь гармонично дополняют друг друга! Кажется, будто священнослужители в Храме ведут учет посмертного пепла, и, подобно тому, как мы переворачиваем песочные часы, последняя песчинка вдруг становится первой, а каждый конец переходит в начало.

Движение толпы на городской площади доставляло мне истинное удовольствие.

Я любила наблюдать, как события у Храма и происходящее на рыночной площади дополняют друг друга, подобно лицу и изнанке. Приятно было сознавать, что все земное, человеческое, повседневное, возникающее в водовороте рынка, получает свое отражение и справедливую оценку в Храме или в пространстве перед Храмом, где высокопоставленные служители Божьи выносят праведный суд каждому человеку и поступку, вознося добрые дела к престолу Всевышнего, а дела недостойные исправляя, согласно Закону, наказанием или искупительными жертвами.

Мой город ставили в пример другим городам, и в детстве мне казалось, что порядок и справедливость в нем находятся в полном соответствии со Священным Писанием.

Я полагала, что должна благодарить Бога за то, что он сотворил меня в таком месте, где богобоязненные люди почитают Закон и порядок, понимая, что нет большего счастья, чем жизнь, устроенная честь по чести и с уважением к опыту прошлого.