Станислав Хабаров - Аллея всех храбрецов

Его пути с Невмывако практически не пересекались. Невмывако подписывал служебные на вход и выход, заявки на пропуска и детали, оставался вечерами, хотя забот ему едва хватало на день, и, расхаживая по коридору, останавливал проходящих.

– Над чем работаете, Борис Николаевич? – спрашивал он Мокашова.

– Над собою, Петр Федорович.

Он пробовал было подключиться к объектовой работе, но Вадим его охладил:

– Не время ещё. Потерпи.

Только он видал, как рядом крутились "сапоги". В жизни он часто поступал всему наперекор. В институте перед распределением говорили: “не попасть к Викторову”, а он загорелся непостижимым. И вот он здесь. Хотя, может, ещё и не созрел для настоящих дел. Но у него получится. Случалось, в институте за ночь просекали сдаваемый предмет. “Довольно, – обрывал он себя, – хватит вспоминать институт. Так можно и детский сад вспомнить. И институт – не пример. Настоящаая халтура. Нет, просто метод «Sturm und Drang».

– Над чем трудитесь конкретно? – не отставал Невмывако.

– Ассенизатором тружусь. Ассенизационно-архивная работа, чистка авгиевых конюшен.

– А вы думали, что здесь сплошь первооткрыватели? И ассенизаторы нужны. Причём даже не по необходимости, а по убеждению. И пороха не изобретите, пожалуйста, очень вас прошу.

– Изобрел уже, Петр Фёдорович.

– Тогда я вам не завидую.

– Я сам себе не завидую.

И Мокашов спешил себе дальше, а Невмывако останавливал других.

На двадцать пятый отдел на фирме смотрели с любопытством и сомнением. Со стороны их действия напоминали бравый кавалерийский наскок в делах, требовавших неторопливости и осторожности. И сомневающиеся были искренними патриотами фирмы. Невмывако чувствовал это отношение.

По всем приметам выходило, что он попал на фирму в неудачный момент. Вслед за приливом расширения по отделу прокатилась волна урезания. Упраздняли стенды, и тот, необычный, на полифилярном подвесе, который недавно расписывали, как непременное достижение. Невмывако пугала эта непоследовательность. Поистине одна рука не ведает, что другая творит. И перекладки здесь никого не волновали. "Мы – умные, обойдемся без стенда", – комментировал Вадим.

Невмывако, конечно, видел, что основное здесь – объектовая работа, но волокли её немногие, а остальные оставались на подхвате, так, для мебели. И теоретики достойно чувствовали себя. А что такое теория по сути своей? Нечто выхолощенное, застывшее, упрощенное, более простое, чем, скажем, сама жизнь. Теория – там, где удаётся концы с концами свести. Сначала делают дела, затем наводят теории. Теория – вовсе не для нас и не здесь, точнее, мы – не для неё.

Конечно, он понимал, что без расчетов и формул нельзя угодить в Луну. Однако практически считал, что деньги следует вкладывать в стенды. Он за солидность основания. Вкладывайте, вкладывайте, и это принесёт успех.

В отделе всё было не как у людей. Начальство являлось раньше и уходило позже всех. Вникало в суть каждого винтика. Когда Невмывако понял это, он ужаснулся. Его хваленной энергии не хватало здесь даже на день. И вся его тёртая – мытая правда опыта не стоила здесь ни гроша. Вот на недавнем совещании он начал с общего, но его тут же прервали: “Говорите по существу”. А он, все-таки, – руководитель и может позволить себе.

Хозяйственные заботы его больше не удовлетворяли (не завхоз же он). Разделиться по машинам – вот что следует. Или лучше пока не поздно слинять отсюда на сторону. Отпочковаться с тематикой, подобрав выдающуюся команду. Ведь здесь – сумасшествие. Начальники работают больше всех. Это – ненормально, но есть и местные плюсы – кадровое переполнение с возможностью рекрутировать новичков.

Хорошо бы, чтобы как здесь, но без нервотрёпки и суеты. Заняться, скажем, управляемым марсоходом – роботом. Он нужен и на далекой планете и на Земле, пригодится и при подводных исследованиях, разминировании – проделывании проходов в минных полях, при атомных авариях. Да, мало ли где?

Ему уже мерещилось нечто металлическое, паукообразное, с искусственным интеллектом в себе. С несчётным количеством рук-ног, способными пошевелить нераскрывшуюся антенну в открытом космосе или заткнуть появившуюся брешь. Словом, послушный ужастик с элементами самостоятельности. Когда-нибудь на соседних планетах появятся многочисленные киберы, способные ползать, хватать, размножаться, точнее множиться по необходимости, играя нужную роль. Преобразователи планет.

Его министерские связи подсказывали: перемены грядут, и всё огромное здешнее нынешнее ракетно-космическое образование распадётся на куски. Да, он и сам чувствовал, что налицо переполнение. Как в насыщенном растворе, в котором тебя выталкивает, трудно плыть, вот-вот и сам в осадок выпадешь. Но ты в осадке и не повинен никто. Виною обстоятельства. Но стоит подправить чуть-чуть, и всё выправится.

Пора пойти на поклон авиации. Ракетная техника перекрыла ей кислород. А сочетание здешних светлых голов и хитростей авиационных технологий сулит небывалый успех. Именно авиационный задел придаст совершенство межпланетным автоматам – гонцам в солнечную систему и за неё.

Мысль о грядущей самостоятельности дарила ему как бы второе дыхание. И Невмывако по-иному ходил, присматривался, чувствовал себя коллекционером и азартным игроком, составляя пасьянс из знакомых лиц. Карты ложились в разных сочетаниях. Однако в них чувствовался изъян – не хватало теоретика. Теоретики…А эффектно заметить вскользь: “Мои яйцеголовые придумали, запрограммировали и получен результат…” Такое выглядит при любом раскладе.

Невмывако вздохнул, надавил кнопку звонка и попросил секретаря:

– Мокашова ко мне.

Мокашеву вовсе не светило терять время с Невмывако. Он уже просёк, что в отделе есть первый, второй и даже третий эшелоны. Одни бегали с выпученными глазами, решая чуть ли не на бегу. Другие считали для них, моделировали и вели себя относительно спокойно. А часть, казалось, ушла в глухую защиту, разрабатывая своё, должно быть, нужное и, может, даже выдающееся, но не идущее сегодня в ход. Первым в просьбах не отказывали. Как-то Иркин и к Мокашеву подошёл:

– Посчитайте быстренько моменты инерции. Вот чертеж. Баки с перегородками.

Ещё чего? Мокашеву вспомнились труды Жуковского, его магистерская диссертация, редкие простейшие случаи, доведенные до счётного конца. “Смеётся он что ли?” – и вслух сказал:

– Задача эта наукой ещё не разрешена.

– Часа вам хватит?

– Может, и жизни не хватить.

– И справкой оформите, – закончил Иркин прищурившись, – чтобы в план включить.

Он кинулся было к Славке, но и Славка не выручил.

– Это ты у себя в секторе бормочи, – сказал он, – а тут вынь да положь.