Станислав Хабаров - Аллея всех храбрецов

Последний год объединение станций внесло массу труда. Ведь стоило тронуть чуть и начиналась лавина. Приходил в действие весь взаимосвязанный механизм.

Вот здесь, в этом месте он ввёл своё новшество. Не самое трудное было сказать "а", первым разинуть рот, важнее взять на себя массу неблагодарного труда, добиться, расставить точки над "i", сказать и "б", и "в", и так далее, докуда хватит сил.

Он знал, что теперь поднимают формуляры, решения, справки, отписки и скоро его изменения станут повсеместно видны, и поднимется крик. Он понимал, что они не причём, но теперь нужен рыжий. Здесь он сумел протащить вместо проволоки штыри. А что? Не ломаются, не гнутся, новое слово, можно сказать. Но кто сказал, что на них не лопнула изоляция и не замкнуло именно здесь. Всё возможно в этой невероятной тесноте.

Об изменениях его, конечно, не могли не знать. Однако он мог поклясться, что все они совершенно не при чем. Но станут ли в спешке разбираться, проще поднять крик: кто разрешил? Выходит, каждый может позволить себе? А он разве себе позволил? Он всё оформил, как доработки по результатам испытаний. И всё было бы обычным, если бы не особый момент.

А может здесь? Скорее всего нет. Но чем поручишься? Мала вероятность, но отчего должен проявиться самый вероятный эффект? И всё-таки нет. Нельзя ему ошибиться. Рассуждаем логически… А что там, в зале? Должно быть вызвали Невмывако. Сам ведь говорил, вызывайте хоть ночью, может у меня бессонница. Но это слова, а на деле? Может, быть разъём? Но если разъём, это удобно, хотя это тоже, что искать под фонарем. Где гарантия? Ты хочешь гарантии? Будет тебе гарантия с приходом Главного, выше головы.

А хорошо бы на пути у Главного поставить заслон в виде Невмывако. Он задрожит непременно, как осиновый лист, разинув рот. Как он сказал? Что с того, если не полетит именно эта станция? Зато другие, как надо, полетят. Необходимо стендовую базу создавать, чтобы работало, как часы, лучше часов… И в этом между ними разница. Для Невмывако – пусть не полетит одна станция, для пользы дела, может, не полетит. Для Невмывако так, но не для него. А для него, чтобы каждая полетела, несмотря ни на что.

Где? Где? В дверь барабанят? Сколько времени? Немало, около девяти часов. Нельзя теперь ошибиться, не дано. Это, как бить в лёт. Нет, до такого у нас ещё не додумались. Всему своё. Вот в медицине можно диагноз ставить по пятке. А тут дедовскими способами – продумать, пробраться мысленным червячком в орех проблемы и выгрызть её подобно воображаемому червячку…

В дверь барабанили… Может Мокашов? Хорошо бы использовать теоретика. Как он сиял в начале, хотелось даже больно сделать ему, чтобы человеком стал, не выглядел именинником.

Миллион версий, и всё не то, а теоретик мог бы стать громоотводом, бормотать своё, а ему тем временем выкручиваться, и достанется именно ему. Все стараются и мешают. Куча помощников, и нужен молниеотвод, хотя бы в виде теоретика. Пора звонить. Телефон в зале.

– Мокашова.

Осатанели и слышно зовут: Мокашова. И разговоры, и шум, и Мокашов. Голос его испуганный:

– Да?

– Подходи, открою.

– Я стучал.

– Подходи, говорю.

Новичок ничего, в порядке и дельно говорит. Сначала, как при сотворении мира, хаос и суматоха. Затем зародились две версии ("Слава богу, что две"). По первой, правдоподобной ("Конечно. Это от того, что и теоретик поучаствовал? ")… а другая… но первую начали проверять… согласно же второй… да, Главный выехал, звонили только что.

– Постой, – прервал теоретика Славка, – теперь про всё это забудь. Смотри сюда, видишь разъем? Тебе предстоит незаметно его выдернуть. Не в схеме, а в жизни. Где выдернуть найдешь? Не найти? Смотри маркировку. И сразу поднимется крик: кто позволил? Но ты не сдавайся и всё на себя бери: мол, мне в голову пришло. Постарайся убедить. Но перед этим к объекту подтащи тестер, а я свободную батарею поищу. И отвлекай всех, как можешь, на себя. Не выйдет, вместе пойдем под монастырь. Доступно?

Рассуждать – не действовать. Как договорились, Мокашов вырубил питание, и поднялся шум. На него набросились. Ведущий прямо сказал: выведите под мою ответственность. Ведущий – фигура, и Главный часто смотрит его глазами. Но теоретик-то – бледный-бледный, но принялся объяснять и его слушали.

"Эх, теоретик, теоретик, насколько хватит тебя?" Славка проверил уже один разъем. "Все должно быть чисто и вымыто". Схемно проверить бы, но некогда… Руки дрожат, раньше такого не замечал, и что-то с ногой, тянет и всё, надо бы показаться врачу, да некогда. А то оттяпают и будешь тогда, как Сильвер с деревянной ногой, да и сейчас у них – пиратские методы, а теоретик кто тогда, Джим Хокинс? Стойко ведет себя, настоящий тягомотник. Пожалуй, с этим всё. Кончено. «Abgemacht». Не вышло. Теперь скорее этот разъем. Конечно, так проверять запрещено, доморощенными методами, но если не там, то где?

– Эй, что тут делаешь?

Слесарь-теоретик. Явился – не запылился. Откуда его принесло?

– Не шуми, лучше помоги, подержи…

Капнул пот. Откуда? В КИСе холодно.

– Я включал, постучало чуть.

И этот с версией, а он думал… напрасно что ли… Опять вроде холодно.

– Подержи…. потом объясню.

Ну, вот дрогнуло…Кажется?… Не может быть?… С четвертого раза пальцем не в небо попал, а в звезду… Стрелка тестора дрогнула. Не бойся, отрывай разъем. Да, не тяни. Вот посмотри, два десятка штекеров, а на этом припой. Посмотри, остренький, застыла капелька и изоляцию прорвала. А в невесомости, возможно, и не было бы ничего, а может и было бы. Гадай теперь. Прогнулся, стервец, и замкнуло. А сигнал? Это – вторично, не ясно ещё, может объект дрожит или кран громыхнул? Нам не заметно, а ДУСы ущучили. Они ведь чувствительные.

Всё. Расслабление до апатии. Славка видел, как в противоположном конце зала появился Главный. Ведущий рядышком торопливо докладывал. И Главный шел наклонив голову словно бодаться. Но мы сейчас всех обрадуем. Поголовно всех.

В отделе теперь повсеместно обсуждали Мокашова. Рассказывали, что он выполнил немыслимое – золотой дубль – смоделировал и посчитал на ЭВМ за ночь. А ещё придумал способ, разрешающий суточный вариант – проверку вблизи Земли. И в КИСе достойно себя повёл. Даже Невмывако сказал:

– А что Мокашов? Становится легендарной личностью. Говорят, что дважды ошибся, но в целом в нужную сторону.

За эти дни Невмывако поменял отношение к теоретикам. До этого он считал их нелепостью на производстве. "В самом деле, это всё то же, что мускулистому в многочисленных шрамах льву приделать дельфинью голову". Теперь он повсеместно повторял: и теоретик – человек и признавал их пользу.

На его взгляд эволюция в КБ проходила не по-Дарвину, а по-Кювье, в виде катастроф. Упразднили макетку, отдельское микро-КБ, решили снести "кутузку" – здание на отшибе, в котором испытывались перекисные двигатели, убирали динамические стены. В этом было само по себе усиление теоретиков. И если их раньше никуда не пускали ("Для чего они в КИСе? Для мебели?"), то теперь стали повсеместно в программы совать. Но Невмывако увидел в этом и умаление практической стороны дела.