Елена Руденко - Число 13

Можно было сразу понять, что Палетта не в восторге от супруги брата.

— Вы видели, как кто–то прикасался к посуде?

— Я не заметила! — честно сказала девушка. — А зачем кому–то понадобилось бы это делать? А-а! Вы хотите сказать, убийца хотел подложить яд!

— Мадам, — обратился Робеспьер к Адель. — Вам не показалось странным, что при приготовлении все заходили в зал и наблюдали за сервировкой стола?

— Нет, в этом не было ничего странного. Тут все свои, все родственники, все друзья! — с горечью сказала она. — Это ведь их дом.

— Хм… А как же некие Аннет и Жаннет?

— А, это подружки моего брата Ива! — пояснила Палетта. — Он позволяет им слишком много. Но они милые весёлые девушки, не то что Жизель. Хотя они дурочки. Каждая из них уверена, что Ив женится именно на ней. Уж чего Ив никогда не сделает, так это не женится! Да и зачем ему это? Ив так любит жизнь. Мы с ним похожи, оба умеем радоваться, любим похохотать, склонны к авантюрам!

На этом Робеспьер решил пока прервать беседу с юной мадемуазель. Палетта кокетливо попрощалась с ним и удалилась.

— Мне бы хотелось поговорить с мсье Патрисом и мсье Маршаном.

— Они дома. Кого велеть пригласить первым?

— Секретаря Патриса.

Через минуту мсье Патрис предстал перед Робеспьером. Адель любезно согласилась оставить сыщика и подозреваемого наедине.

Секретарь выглядел усталым и взволнованным.

— Я готов ответить на все ваши вопросы, — спокойно произнёс Патрис. — Надеюсь, вам удастся найти убийцу.

— Вы подозреваете мадам Адель? — задал Робеспьер первый вопрос.

— Нет, — вздрогнув, ответил Патрис. — Кто угодно, но не мадам.

— Почему вы так считаете?

— За время моего знакомства с мадам Адель я хорошо узнал её, — сдержанно произнёс секретарь.

— Вы помогали мадам сервировать стол. Вы заметили что–нибудь подозрительное?

— Нет, всё было, как обычно. Гости постоянно заглядывали. Жозеф рвался помочь и чуть не расколотил пару тарелок.

— Что это за человек, этот Жозеф? — поинтересовался Макс.

— Приживалка и подлиза, — с презрением ответил Патрис. — Покойный мсье Карме планировал отослать его куда–нибудь подальше. Манеры этого типа уж очень раздражают. Впрочем, вы сами увидите. Отвратительное существо!

— Кроме Жозефа никто больше не прикасался к посуде?

— Нет, — твёрдо ответил Патрис. — Иначе я бы заметил. Ведь мне велели следить за приготовлениями. Зачем, не знаю. Мадам Адель прекрасно справлялась сама.

— А вы сами поправляли посуду, двигали что–нибудь? Может, вы что–то заметили?

— Нет, к посуде я не прикасался.

— Вы не покидали зала до конца приготовлений?

— Нет, я выходил. Мадам попросила меня проверить, как идут дела на кухне.

Робеспьер решил, что для первого раза будет достаточно. Мсье Патрис вызывал симпатию к себе. Он производил впечатление преданного и вдумчивого работника, но не конторского червя. Было понятно, что и с личной жизнью у такого человека всё в порядке.

Личная жизнь, подумал Робеспьер. Надо будет расспросить его об этом. Вполне возможно, что это имеет отношение к делу.

Жозеф Маршан семеня вошёл в комнату.

— Бедный мсье Карме! — трогательно вздохнул он, смахнув с глаз слезинку. — Мне так его не хватает.

Робеспьер не был расположен любоваться его страданиями.

— Вы заметили что–нибудь подозрительное, когда сервировали стол? — спросил он жёстко.

— Нет, — взволнованно пробормотал Жозеф.

Скользкий тип, подумал Неподкупный. Такой ножичек в спину воткнёт, а потом будет рыдать, изображая скорбь. На вид овечка, а зубки волчьи. Наверняка давно нацелил лапу на богатство покойного Карме. М-да, в завещании его не обделили. Мотив есть.

— Я мало помогал, — вздохнул приживал. — Меня отправили вон. Вечно я всё порчу! Я совсем некудышный!

— Сочувствую, — сухо произнес Робеспьер.

— Надеюсь, вы найдёте убийцу! Вы Неподкупный, у вас есть дар сыщика!

Робеспьеру стало дурно. Одно дело получать похвалу от друзей, а ещё лучше из уст хорошенькой дамы, но выслушивать дифирамбы малознакомого ханжи — это хуже пытки. Без лишних правил вежливости, Неподкупный объявил, что беседа окончена.

— Вам всё удалось выяснить? — спросила его Адель, входя в комнату.

— Не всё, мадам, но довольно много. Надо бы обдумать эту информацию, только тогда можно понять, какие вопросы следует задать потом.

Мадам Карме кивнула.

— Я буду вам очень признателен, — сказал Неподкупный. — Если вы мне всё расскажете…

— Но я вам уже всё рассказала!

Робеспьер покачал головой.

— Прошу вас подумать, неразумно хранить тайны, когда речь идёт об убийстве, — спокойно сказал он. — До встречи, мадам.

Неподкупный поцеловал ей руку и удалился.

Жизель Карме встала рано. Недавнее происшествие казалось кошмарным сном. Она опять была одна. Её муж уехал, его позвали дела. Жизель давно привыкла к одиночеству.

Её спокойствие и чопорность всегда водили в заблуждение окружающих, представляя Жизель как сухую мрачную особу.

Она сама ненавидела эти качества. Хотела казаться другой. Но как?

Увы, всё началось с детства.

«Молодая дама должна быть сдержанной», — твердила ей старая гувернантка, всякий раз наказывая девочку за проявление чувств.

Маленькая Жизель очень хотела быть хорошей. Она всеми силами старалась быть послушной, заслужить одобрение. Но эти старания лишили её радости юности. Такие манеры отталкивали молодежь. Жизель это поняла слишком поздно, она не успела измениться. Бенджамен Карме выбрал её в жёны именно из–за этих ужасных качеств. Ему была нужна серьёзная жена. Он был богатым и знатным женихом, и у Жизель даже и мысли не возникло об отказе. Ей внушали с детства, что найти подобного мужа — цель её жизни. О какой любви может быть речь?

Бенджамен был слишком поглощён своими делами, серьёзен и манерен. Жизель вскоре поняла, что совершила ошибку. Звание мрачной статуи прочно закрепилось к ней. Жизель хотела стать собой, но боялась. Боялась, что общество этого не воспримет. Люди хотят, чтобы окружающие были такими, какими они их представляют.

Попытки переубедить общество опасны. Они вызывают гнев, который перерастает в травлю. Люди не любят, когда им дают понять, что они ошибались. Все ненавидят ошибаться!

Молодые побаивались Жизель. А вот старушенции ею просто восхищались. Они встречали её улыбками на всех приёмах, окружали плотным кольцом не давая вырваться. Все светские вечера Жизель слушала их болтовню. Особенно обижало Жизель то, что все думали, будто это общество ей по душе.

Внешне она была невозмутимой, а в душе пылал пожар! Жизель хотелось любви, страсти, громко смеяться, весело танцевать на балах, послать ко всем чертям занудных старух. Увы, всё это казалось нереальной мечтой. Для всех она была строгой манерной мегерой.