Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора

Я отправился в путь, а граф де Шаро, который находился при генеральном штабе и был признателен кардиналу, пообещал тайно поговорить с королем о том сюрпризе, который я ему везу. При встрече он спросил, как поживает господин кардинал. Я передал ему то, что должен был сказать, но я не верил ему.

Поэтому я не сказал ему самую важную вещь, и лишь когда господин кардинал прибыл из Тараскона, он сказал королю, что отбывает ко двору, на что король ответил, что не нужно торопиться, а стоит лучше поправить свое здоровье.

Именно поэтому кардинал отправился в Прованс и Дофинэ. Однако, будучи самым великим политиком за последние несколько веков, он понял, что не может влиять на образ мыслей короля иначе, кроме как показав себя должным образом. А так как король был тихим и скромным, неспособным решать многие вещи, маршал де Граммон, который был предан кардиналу, остался и сражался при Онкуре [32] Сражение при Онкуре было дано и проиграно испанским войскам маршалом де Граммоном 26 мая 1642 года. , и его поражение оставило границу Пикардии без прикрытия. Когда король узнал об этом, он снова обратился к кардиналу, дав ему приказ срочно вернуться ко двору. При этом король сам устремился ему навстречу, хотя осада Перпиньяна еще не была закончена, а кардинал еще не выздоровел.

Как раз в это время я передал королю договор, о котором шла речь. Он мне сказал, чтобы я возвращался, позаботившись о том, чтобы меня не видели. Я нашел господина кардинала в дороге, и он уже не выглядел таким больным, как раньше. Когда я вернулся от короля, господин де Сен-Мар был схвачен, а вместе с ним был арестован и господин де Ту [33] Франсуа-Огюст де Ту (1607–1642) — государственный секретарь, который, близко сойдясь с де Сен-Маром, был вовлечен в заговор против кардинала де Ришельё. Выступал против договора с Испанией, но после того, как этот договор попал к кардиналу, вместе с де Сен-Маром был приговорен к смерти и казнен 12 сентября 1642 года. , которому тот доверил свои секреты. Король обласкал кардинала, но этот великий человек, испытывая огромное сожаление по поводу того, как относился к нему король после того, что он для него сделал, заболел еще сильнее и вынужден был накладывать себе пиявки и обращаться к хирургам. Но это ничего не значило: в кардинале, несмотря на болезненное тело, всегда был удивительно здоровый дух. Он мог пробивать стены, но при этом всю дорогу в Париж швейцарские гвардейцы буквально несли его на руках.

Я был безутешен, видя моего доброго хозяина в таком состоянии, в то время как почти все при дворе веселились. Многие радовались проблемам кардинала и даже желали его смерти, чтобы наладить свои личные дела. Слабость короля давала им на это надежды. Король же в это время большую часть времени проводил у себя в комнате за молитвами.

А тем временем было начато следствие против господина де Сен-Мара и господина де Ту, которых отправили в Лион, в замок Пьер-Ансиф. Молодость одного, а господину де Сен-Мару было всего двадцать два года, и порядочность другого вызывали у всех чувство сострадания, а так как кардинала не все любили, стали больше говорить о его жестокости, чем о справедливости. Говорили, что он от природы очень мстителен, не обращая внимания на виновность обоих, вспоминали о маршале де Марийаке. Его Преосвященство, которого продолжали информировать обо всем происходящем, говорил мне иногда, что чувствует себя несчастным, так как простому человеку позволительно желать смерти человеку, который хотел его убить, а для него это непозволительно, что при этом он еще должен бороться с посягательствами на авторитет королевской власти, а его почему-то считают несправедливым. Порой мне казалось, что он готов был расплакаться, говоря об этом. Я уверял его, что он не должен считаться с мнением народа, который часто сам не знает, что говорит и что делает, а он отвечал мне, что вынужден много лет работать в обстановке такой несправедливости, и именно поэтому он чувствует себя несчастным, так как все считают его тираном.

Было видно, что он очень страдал, говоря об этом, и этого было достаточно, чтобы судить о величии его души. Однако головы королевского фаворита господина де Сен-Мара и господина де Ту все же слетели, а герцог де Буйон был задержан в Италии и тоже рисковал лишиться головы, но потом был выпущен на свободу, когда его жена пригрозила отдать Седан испанцам. Все были удивлены, что господин кардинал его простил, получив все доказательства его злого умысла. Он не первый раз пытался расшатать государство и примыкал к прямым врагам Его Преосвященства. Он участвовал в интригах графа де Суассона, дал ему убежище и вместе с ним при помощи испанских войск одержал победу над французами в битве при Марфе [34] Во время этой битвы граф де Суассон был убит. . Все это говорило лишь о том, что, когда речь шла о величии короля и государства, Его Преосвященство не обращал внимания на несправедливости в свой адрес.

Как бы то ни было, это был человек, рожденный для возрождения величия Франции, которого все добрые французы должны считать бессмертным. Но Господь, дающий свой срок всему, решил отправить его в мир иной, к большому сожалению всех его верных слуг. За два или три месяца до этого я уже предвидел все, чем может закончиться его болезнь, и я был в отчаянии, видя, что многих это радует. Даже король, которому враги кардинала постоянно нашептывали гнусные вещи про него, понимал, что его счастье зависит от состояния больного. Это было нечто странное, но его первый министр, взявшийся за дела при ужасном состоянии государства, подчинил гугенотов, утихомирил Португалию, Каталонию, Эльзас и Австрию, спас Италию, совершил столько чудес, что можно было подумать, что человек, сделавший столько всего, обладал какими-то сверхъестественными способностями. Умирая, он сказал мне, что всегда считал меня выше остальных его слуг, что он сожалеет, что не сделал для меня больше. Он сказал, что, если бы он был уверен в короле, он бы посоветовал ему использовать меня в самых наиважнейших делах, что у меня имеются все необходимые качества, чтобы преуспеть в жизни. Если бы при его жизни я был чувствителен к проявлениям его уважения, я бы мог использовать это в том состоянии, в котором он находился. Все его щедроты пришли мне на память, но при мысли о том, что через миг этот человек, перед которым дрожала вся Европа, не сделает уже больше ничего, я так испугался, что страдал два дня, и лишь потом я кое-как смог пережить все это. Не успел он закрыть глаза, как король стал делать вид, что не одобряет всего того, что он сделал. Он тут же вернул тысячи людей, которые были отправлены в ссылку, что вызвало у меня такое отвращение ко двору, что я решил не оставаться там и четверти часа. Но нашлись люди, которым я потребовался. В частности, герцог Орлеанский обратился ко мне через Эгремона, который был одним из его приближенных, и тот, чтобы меня искусить, сказал, что я должен подумать о его карьере, которая, без сомнения, была у него лучше, чем у меня, что у него уже есть более двухсот тысяч экю состояния, что живут лет до пятидесяти и до смерти он успеет нажить еще вдвое больше. Но он не уточнил, что нажил это состояние способами, которые были мне чужды. Он играл в триктрак со своим хозяином и постоянно посмеивался над ним, а герцог, наделав немало ошибок, давал к этому поводы. Так он заработал немало денег, но Господь, который не допускает, чтобы процветали те, кто использует такие нечестные методы, сделал так, что он потом потерял в судебных дрязгах все то, что заработал игрой.