Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора

Как бы то ни было, такое множество заслуг отца и сына не могло быть лучше вознаграждено, как тем, кем они стали сегодня. Отец стал канцлером Франции, что является лучшей должностью при дворе. Сын стал государственным секретарем, министром, фаворитом, одним словом, тем, на кого король может положиться как в мирное время, так и во время войны. Однако не надо забывать обстоятельства, которое доказывает признательность отца и сына. Господин Кольбер [41] Жан-Батист Кольбер (1619–1683) — сын зажиточного купца из Реймса, получивший доступ на государственную службу, обратив на себя внимание кардинала Мазарини, который назначил его своим управляющим. На этом посту он так хорошо показал себя, что кардинал рекомендовал его Людовику XIV, и молодой король назначил его генеральным интендантом финансов, а потом министром. Умер 6 сентября 1683 года. , который возглавил финансовое ведомство, умер примерно два года назад, и они отдали его должность господину Ле Пелетье, сыну того человека, о котором мы упоминали выше, в благодарность за то, что тот в свое время сделал.

Если я и остановился чуть подробнее на рождении и карьере господина канцлера и маркиза де Лувуа, его сына, то это с единственной целью сказать о них хорошо. Рассказывая потом о больших делах, которые имели место при их министерском правлении, надо знать, кто управлял и что это были политически опытные люди. Возвращаясь же к тому, что касалось непосредственно меня, напомню, что я отказался вести переговоры в Брюсселе и решил удалиться от двора. Однако король, отправив в ссылку господина Денуайе, не поступил так же строго ни с кардиналом Мазарини, ни с Шавиньи [42] Леон де Шавиньи (1608–1652) — граф, государственный советник по иностранным делам, член Регентского совета, установленного завещанием Людовика XIII. , выступавшим в общих интересах. Они же поступили следующим образом: вместо того чтобы предложить королю сделать королеву регентшей, они сказали, что, пока он еще может сделать это, он должен сделать все так, как ему хотелось бы, чтобы все обстояло после его смерти [43] Этот проект кардинал Мазарини и г-н де Шавиньи тщательно скрывали от королевы. Когда же королева узнала о содержании декларации, она заявила, что это ее сильно уязвило, что она этого никогда не сможет простить и что ее сторонникам следует прекратить посещения кардинала Мазарини и графа де Шавиньи. .

Жан-Батист Кольбер

Король нашел их предложение разумным, но столкнулся в его реализации со многими трудностями. Он думал оставить опеку над своими детьми королеве или герцогу Орлеанскому, своему брату, но последний не обладал для этого нужными качествами, а королева была испанкой, а посему он выбрал середину, объединив их с целью, чтобы они совместно лучше исполняли свой долг. В результате оба оказались недовольны тем, что король для них сделал, и начались интриги, чтобы заставить его изменить свою последнюю волю. Все, кто находился при дворе, видели, что происходит, но не могли понять, кто же одержит верх. Также никто не мог решить, кто будет управлять королевой, если она все же получит абсолютную власть, так как перед ней каждый день представали все новые и новые люди. Кардинал Мазарини делал все возможное, чтобы склонить чашу весов в свою сторону, и королева все же объявила, что нуждается в нем, а он воспользовался последними часами жизни короля. Он убедил его, что женщина-мать всегда руководствуется чувствами, что она не может не делать разницы между интересами своих детей и своих близких, что они отличаются от интересов герцога Орлеанского, который уже несколько раз оказывался замешанным в интригах против короля и вполне может продолжить интриговать против его детей. После этого король подписал подготовленную кардиналом декларацию и умер.

Я уже готовился покинуть двор, но в том момент пока еще не сделал этого. Так уж получилось, но я стал служить герцогу де Ришельё [44] Речь идет об Армане-Жане де Виньеро дю Плесси (1629–1715), который был внучатым племанником кардинала де Ришельё и после его смерти получил титул 2-го герцога де Ришельё. Напомним также, что Мари-Мадлен де Виньеро, герцогиня д'Эгийон (1604–1675), была племянницей кардинала де Ришельё, дочерью его сестры Франсуазы дю Плесси. , которому мой хозяин оставил свое имя и свой герб.

Некоторые утверждали, что он был его сыном, появившимся на свет от герцогини д'Эгийон, но он оказался слишком недалек, чтобы быть сыном столь великого человека, и это является лучшим доказательством того, что это неправда.

Как бы то ни было, поняв, что он скорее влачит, чем гордо несет доставшееся ему славное имя, я взял отпуск, не объясняя ему причины. Моей целью теперь была война, в которой я хотел принять участие, а она шла со всех сторон наших границ. Я чувствовал себя еще достаточно сильным и крепким, а посему отправился к господину Ле Телье, который хорошо знал меня, что позволяло мне на что-то надеяться, но он доложил обо мне господину кардиналу, а тот запретил давать мне какую-либо должность.

Скорее всего, последовал какой-то специальный приказ, так как господин Ле Телье больше со мной не разговаривал, хотя до этого имел обыкновение это делать. Более того, от него передали, что он был бы рад оказать мне услугу. В его устах, я это прекрасно знал, это означало, что он ничего не будет делать. Пока я злился на то, что он так долго играл со мной свою игру, господин де Шатр вдруг сказал мне, что может найти мне нового хозяина, который заменит мне все, что я потерял. Я ответил ему, что это было бы весьма уместно, главное, чтобы это не был герцог Орлеанский. Тогда он назвал мне имя герцога де Бофора, но я ему ответил, что очень его всегда уважал, но он был противником господина кардинала, а посему он не сможет полностью доверять мне, а я никогда не смогу служить ему от всего сердца. Он спросил, хорошо ли я подумал, отказываясь от дружбы с теми, кто противостоял господину кардиналу де Ришельё, тем более что теперь я нахожусь в опале у первого министра и в моих интересах было бы быть с теми, кто его ненавидит. Господин де Бофор, по словам господина де Шатра, относился именно к таким людям, так как кардинал лишил его милости королевы-матери, а еще он умел ценить человеческие заслуги. Кроме того, господин де Шатр сказал, что мог бы замолвить за меня словечко перед герцогом, с которым мы одинаково ненавидим Мазарини, и это может служить отличным поводом для взаимного доверия.

Мне не хотелось оставлять двор, и я желал отомстить за спектакль, который со мной разыграли благодаря кардиналу, а посему я принял это предложение. Обо мне поговорили с господином де Бофором, и он сказал, что был бы рад меня видеть. После этого мне было сказано прибыть в Ане, куда должен был приехать герцог, и я отправился из Парижа с одним своим другом, дом которого находился как раз по дороге.