Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора

Шевалье де Риё натерпелся не меньше меня, а так как нас обоих обвиняли в одном и том же преступлении, королевский судья по уголовным делам вынужден был поместить его рядом, в глубокую яму, опасаясь, что он догадается, что все дело заключается лишь в его отношении лично ко мне. Этот шевалье вполне стоил своего брата, который принимал участие в развлечении на Новом мосту и имел за душой много других преступлений, и он был совершенно уверен, что это Бог наказал его за все его проступки. Он пообещал, что изменит образ жизни, если сможет выйти из тюрьмы, но и не вспомнил об этом, когда Бог услышал его мольбы, и продолжил участвовать в дебошах, проел и пропил все, что имел, и удалился в церковь Сен-Сюльпис, чтобы иметь хоть какие-то средства к существованию. Однако такая жизнь не соответствовала его склонностям, и он оставил сутану, прожил несколько лет в свете, но потом вторично стал священнослужителем от страха то ли перед людским судом, то ли перед судом Божьим. Он стал священником в Нормандии, где о его прошлом ничего не было известно.

Возвращаясь к моим делам, скажу, что кардинал, желавший покончить с воровством в Париже, приказал королевскому судье по уголовным делам подать ему информацию о нашем деле и, просмотрев ее, сказал, что надо нас судить. Однако дело было слишком публичным и не могло быть обойдено вниманием двора, а так как шевалье де Риё принадлежал к высшему свету, за него вступились, чтобы не иметь проблем с его высокопоставленным семейством. Обратились к королевскому судье по уголовным делам, и тот объявил, что хоть наше дело и одно, но наша вина в нем совершенно разная. Меня обвинили в том, что я не только сам предложил пойти на Новый мост, но и лично совершил все то, в чем нас обвиняли. Нашлись и «свидетели», так что я оказался обвиненным в тысячах разных вещей, о существовании которых даже и не подозревал. Мне же была уготовлена роль жертвы королевского судьи по уголовным делам, и я, без сомнения, стал бы ею, если бы Господь не послал мне помощь оттуда, откуда я ее и не ждал.

Однажды в мою камеру вошли стражник и его жена. Она явно имела ко мне сострадание, так как смотрела на меня с нескрываемой жалостью. Тогда она не решилась говорить в присутствии своего мужа, но потом, вернувшись во второй раз, она показала мне письмо, которое я должен был незаметно взять. К сожалению, сделать это было невозможно, так как я находился под постоянным наблюдением, но эта добрая женщина нашла возможность незаметно уронить его, а я потом его подобрал, когда все ушли. В письме было написано, что она понимает, что королевский судья по уголовным делам настроен против меня, что я погибну, если не сообщу о себе кому-то из влиятельных людей. Для этого она обещала пронести ко мне в камеру перо, чернила и бумагу, чтобы я мог написать письмо, которое она готова была доставить адресату.

Жена стражника сдержала свое слово. Я написал два письма: одно — господину кардиналу Мазарини, другое — господину де Марийаку, сыну того, кто был в свое время хранителем печати. Последнему жена стражника передала оба письма, и тот пообещал оказать мне услугу, отдавая себе отчет в том, в какой беде я оказался. Его слова жена стражника передала мне, и я нашел, что он поступает очень благородно. Действительно, это было удивительно с его стороны — оказывать услугу человеку, который был связан с кардиналом де Ришельё, по вине которого погиб на эшафоте его дядя-маршал. Напомню, я тогда был гонцом, принесшим приказ об аресте.

Как бы то ни было, он сдержал слово и подал от моего имени жалобу в суд. В жалобе было сказано, что королевский судья по уголовным делам — мой личный враг, а теперь он мстит мне. Там было сказано, что он сфабриковал свидетельские показания и дал инструкции шевалье де Риё и другим свидетелям, чтобы те все свалили на меня, я же при этом совершенно невиновен в том, в чем меня обвиняют.

Влияние господина де Марийака, имевшего много родственников и друзей в суде, сыграло свою роль, и моему делу был дан законный ход. При этом лучники, схватившие меня, были вызваны предстать перед комиссаром Парламента, и ни один из них не решился прийти. Но я добился их вызова, а также вызова трехчетырех заключенных, которые подтвердили, как все происходило. В результате мое дело было отобрано у королевского судьи по уголовным делам, а Парламент получил выговор от короля за затяжку процедуры. Господин де Марийак доложил Совету о несправедливостях, творившихся в моем деле, и моим судьей был назначен старшина советников Шатле, которому было приказано собрать правдивую информацию, и мои враги были посрамлены.

Я вышел из тюрьмы, пробыв в ней четыре месяца, из которых два с половиной месяца — в карцере. В первую очередь я пришел к господину де Марийаку. Он принял меня хорошо и отдал мне письмо, которое было мной написано господину кардиналу Мазарини, которое он так и не решился ему передать. Потом я пошел поблагодарить жену стражника, которой я решил сделать хороший подарок, но я был весьма удивлен, когда она от него отказалась.

То, что со мной произошло, дало мне возможность задуматься о своей жизни, а так как я был больше человеком света, чем человеком, думающим о предстоящей смерти, я решил, что должен измениться. При этом мне почему-то пришла в голову мысль, что эта женщина влюбилась в меня и я должен ответить ей соответствующим образом, не думая о том, что я только что пообещал Господу. Как я говорил, я был удивлен, когда она отказалась от моего подарка, но еще больше меня удивил ее ответ на мое предложение. Она вдруг заявила мне, что я не заслуживаю оказанной мне Божьей милости, что я должен думать о том, как его теперь отблагодарить, а не гневить в очередной раз предложением адюльтера. Она сказала, что помогла мне лишь из-за того, что видела творившуюся со мной несправедливость, но то, что я предлагаю ей за это, — страшный грех. Замечу, что я был очень благодарен ей за то, что она наставила меня на путь истинный, и до сих пор испытываю к этой женщине огромное уважение. Однако еще одна мысль никак не покидала меня. Я решил отомстить моим лжесвидетелям, и начать я решил с шевалье де Риё. Встретив его случайно на улице, я выхватил шпагу. Он не был храбрецом и принялся убеждать меня, что всегда был моим другом. Я же в ответ несколько раз ударил его боковой поверхностью шпаги, но он даже не подумал доставать в ответ свое оружие. Недовольный этим, я решил обратить свою месть на графа д'Аркура, который, как я считал, тоже плохо обошелся со мной, хотя он и принадлежал к одному из самых благородных семейств. Я решил дать ему понять, что пострадал во многом из-за него. Через некоторое время представился хороший повод. Дело в том, что один капитан, которого звали Депланш, был его соседом в провинции. Этот Депланш имел около тридцати тысяч ливров ренты, а также в свое время получил дворянство и герб, а граф д'Аркур положил глаз на его земли, находившиеся по соседству с его землями.