Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора

Как бы то ни было, маркиз де Прансак снова поменял свою ливрею, взял ливрею мадемуазель де Монпансье, с подкладкой, часть которой была зеленой, а часть — синей, увеличил свой штат на четыре пажа, несколько лакеев и даже стал выглядеть выше многих принцев, которые не могли иметь подобных карет. Теперь ему не хватало только обращения Ваше Высочество, чтобы стать настоящим принцем, но он уже сам начал верить во все это. Чтобы посмеяться, я первым так и стал его называть, и ему это так понравилось, что он не садился за стол без меня. Тот, кто устроил ему все это, тоже получил щедрую компенсацию, и он стал называть его Королевским Высочеством. Маркиз де Прансак находил, что он прав, и давал этому знаки надменным покачиванием головы. Но, желая доставить себе удовольствие, я начал ему противоречить. Я сказал, что только дети короля могут называться Королевскими Высочествами, что даже господа принцы де Конде и де Конти так себя не называют, и таких примеров множество. Эти слова немного поколебали самовлюбленность Его Высочества де Прансака, но мой противник продолжил обхаживать его и привел пример принца Оранского, называющего себя так. Я ответил, что только голландские газетчики его так называют. Я сказал, что мадам принцесса Оранская, как дочь и сестра короля Англии [68] Женой принца Оранского (1626–1650) была Мария Стюарт (1631–1660), дочь короля Карла I Стюарта и Генриетты-Марии де Бурбон. Ее братьями были короли Карл II Стюарт и Яков II Стюарт. , может так именоваться, но никак не ее муж.

Его Высочество де Прансак нашел, что я прав, но сказал голосом, полным надежды и радости, что время все уладит. Все были удивлены, когда увидели, какие гербы он себе выбрал для кареты, а он, не зная, как все это доказать, немного изменил их и стал отделываться отговорками.

Когда король восстановил мир в своем королевстве своим браком с инфантой Испании, он отдал приказ генеральному прокурору Парламента узнать, почему маркиз де Прансак вдруг решил быть принцем крови. Генеральный прокурор, чтобы выполнить этот приказ, пришел к нему с судебными исполнителями, сломал карету с королевскими лилиями, перебил всю посуду с гербами и подверг допросу. Никогда еще человек не был так обеспокоен, он послал за тем, кто втянул его во всю эту историю, но тот успел скрыться. Он также отправил ко мне, и я из любопытства пришел посмотреть, как он будет выкручиваться. В остальном этот человек был, скорее, достоин жалости, он выглядел как сумасшедший и сказал мне, чтобы я не переставал относиться к нему уважительно, что его дело еще не проиграно, что он еще покажет, что такое оскорблять принца крови.

Однако генеральный прокурор надавил на него, решив приговорить к пятидесяти тысячам экю штрафа и лишить его и его наследников дворянских привилегий. Адвокаты посоветовали ему отречься от своих претензий, с чем он в конце концов с огромным трудом согласился. Тем не менее никто больше не хотел работать с ним, и тогда он заявил, что это я и еще один человек убедили его в том, что он является принцем крови, что он нам поверил. Он попросил прощения у короля, которого он якобы и в мыслях не имел оскорбить, попросил пощады и стал умолять не добивать его окончательно. Я был вызван для дачи показаний, и мои друзья даже подумали, что меня арестовали, но мне удалось доказать, что я и не думал поддерживать сумасшедшего, над которым, напротив, я лишь смеялся. Я доказал, что прекрасно знаю о его происхождении, но ничего не мог поделать, чтобы изменить его намерения. Мой допрос сыграл свою роль: мои слова о слабости его рассудка подействовали на судей, и они обошлись с ним не так сурово, и он в конце концов ограничился извинениями перед двором и штрафом в тысячу экю.

Конечно, он должен был сменить имя и герб. Что касается имени, то он оставил только свое, а вот права ношения герба он лишился на четыре-пять лет. Как бы то ни было, чтобы показать, что он еще молод, хотя ему было уже под семьдесят, он стал строить глазки мадам герцогине де Со. Он ездил из Сен-Жермена, где он жил, в Месс-о-Миним, чтобы только ее увидеть, возвращался самым счастливым в мире лишь оттого, что она просто бросила на него взгляд. Эта была все-таки герцогиня, и кто-то предупредил ее мужа, герцога де Со, но тот сам посоветовал ей периодически посматривать на этого сумасшедшего, а это сделало его еще более безумным, да таким, что, если бы это продолжалось еще месяц или два, его можно было бы отправлять в сумасшедший дом.

Из-за того что мне не хотелось два раза возвращаться к этой истории, я вынужден был пропустить несколько лет, и теперь мне надо вернуться к ним, чтобы рассказать о том, что происходило лично со мной. У меня были неплохие отношения с господином кардиналом, и, хотя я не преуспел в своей миссии в Брюсселе, он снова стал использовать меня для выполнения его секретных поручений. В данном случае речь шла о том, чтобы отговорить графа де Марсена от службы у принца де Конде, которому он до сих пор был был верен, ожидая получения маршальского жезла. В самом деле, мало было людей, которые бы так хорошо разбирались в военных делах, кто мог бы лучше него выполнить любое задание. Однако вместо благодарности принц де Конде все затягивал свое решение, ссылаясь на то, что тот не выполнил его приказ. Граф де Марсен хотел объясниться, хотел показать, что это обстоятельства вынудили его поступить иначе, но принц, слывший самым жестким из всех людей, не стал его и слушать и демонстративно отвернулся. Марсен предпочел удалиться, опасаясь, как бы не было еще хуже.

Господин кардинал, имевший хороших шпионов в Брюсселе, был осведомлен обо всем и решил воспользоваться этой размолвкой. Для этого я и был туда отправлен. Дело это было непростое и могло стоить мне жизни, если бы меня узнали, но я переоделся в торговца из Льежа и поселился на самой отдаленной улочке. После приезда я сказался больным и сказал, что у меня есть письмо, которое нужно передать графу де Марсену, который был родом из моих мест. Я так убедительно сыграл эту роль, что хозяин дома поверил мне и пообещал отнести письмо. Я попросил передать письмо лично графу в руки, и он так и сделал. В ответ граф де Марсен, догадавшийся о моей хитрости, попросил моего хозяина позаботиться обо мне. Он сказал, что если я в чем-то буду нуждаться, то достаточно будет послать кого-то к нему, а сам он сможет прийти навестить меня лишь завтра. Хозяин дома вернулся с этими добрыми новостями, но не нашел меня на месте: я в это время находился в засаде в десяти домах от места, где я остановился, чтобы посмотреть, не придут ли вместо ответа солдаты, чтобы меня арестовать. Я простоял там еще почти час после его прихода, но, видя, что ничего не происходит, я вернулся в дом. Хозяин спросил меня, где я был, ведь я говорил ему, что нахожусь в таком состоянии, что не могу выходить. Он беспокоился о том, не хочу ли я заболеть еще сильнее. Я ответил, что ходил на мессу, но что я так ослаб, что думал, что уже никогда не смогу вернуться обратно. После этого он рассказал мне о господине де Марсене, и я очень обрадовался его реакции, подумав, что мои усилия могут увенчаться успехом.