Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора

Осада Дуйсбурга, ставшая фатальной для Мартине, стала таковой еще для двух людей, также носивших имена животных [91] Martinet в переводе с французского значит «стриж», Ciron — «клещ», а Souris — «мышь». , что не могло не быть замечено в армии. Одного звали господин Сирон, он был губернатором Сант-Маншу, другого — господин Сури, он был майором швейцарского полка.

Я со своим генералом был далеко от этого, так как он занимал место господина принца де Конде, у которого была отдельная армия и который был ранен при переправе через Рейн. Мы больше маршировали по городам, чем их осаждали. Куда бы мы ни приходили, нам везде либо сразу же открывали ворота, либо открывали их через небольшое время. Так мы взяли множество населенных пунктов, и если бы не небольшое сопротивление под Нимегом, мы вообще забыли бы, что находимся на войне. Причиной того, что противник находился в таком беспорядке, было то, что он был разобщен и не получал никакой поддержки от соседей. Увидев мощную армию короля, голландцы сразу же сдавались, и на них жалко было смотреть. Чтобы было более понятно, скажу, что их министры брали в армию любого, кто готов был носить оружие. Могу рассказать забавную историю про одного итальянца, который на вопрос, служил ли он в армии, ответил, что служил, и, чтобы доказать это, выхватил шпагу и сделал несколько красивых выпадов. Но ему ответили, что раз он итальянец, значит, он католик. Он ответил, что он католик, но его шпага — настоящая гугенотка, и она готова к службе. Его ответ нашли таким удачным, что его тут же сделали подполковником, но владелец шпаги, лишь только получив деньги, тут же куда-то исчез.

В рядах противника царил полный беспорядок, и за три месяца они полностью потеряли три свои провинции. Однако принц Оранский [92] Вильгельм III Оранский (1650–1702) — сын Вильгельма II Оранского и Марии Стюарт, дочери Карла I Стюарта. С 1667 года он получил право заседать в Государственном Совете. С начала 70-х годов, с усилением французской угрозы, возглавил армию Голландии. Под его руководством голландцам удалось переломить ход военных действий и остановить продвижение французов. После государственного переворота в Голландии получил в стране полную власть и сумел найти союзников в борьбе против Франции (Англия, Испания и др.). По итогам закончившейся в 1678 году войны Голландии удалось отстоять свою независимость. С 1689 года стал королем Англии и Шотландии. был человеком совсем иного рода. Он отправил маркизу Бранденбургскому, своему дяде, сообщение с предложением союза, объяснив ему преимущества, которые он получит, поддержав республику. Дело в том, что мы заняли несколько бранденбургских городов. Хотя наш король и был хозяином всего мира, его шпионы доложили ему об этих договоренностях лишь через восемь дней после того, как об этом сказал виконт де Тюренн. Я не знаю, по каким каналам он получил эту новость, но он пришел к королю и сказал, что пора заключать мир, пока он еще может быть очень выгодным для нас. Король захотел узнать мнение принца де Конде по этому поводу и отправил к нему гонца в Арнем, где он приходил в себя после ранения. Принц де Конде подтвердил ему то же самое. Король чувствовал правильность этих советов, но он оставил управление всем маркизу де Лувуа, думая, что военный министр лучше все понимает, чем его два самых лучших полководца. Он полностью понадеялся на министра и следовал его советам до последнего. Принц де Конде и виконт де Тюренн были разгневаны на то, что король послушал не их, а маркиза де Лувуа, и если бы они не приложили свои таланты к исправлению этой ошибки, возможно, наш король не был бы таким могущественным, каким он является сейчас.

Вильгельм III Оранский

Господин де Тюренн, подойдя к Арнему, решил отправить приветствие принцу де Конде и осведомиться о состоянии его здоровья. Это задание больше подходило для слуги, чем для адъютанта, однако он отправил меня, поручив мне сказать ему еще кое-что. Я нашел принца сильно страдающим от полученной раны. Даже разговаривая со мной, он вынужден был прерываться от приступов боли. Именно поэтому я постарался по возможности сократить свой визит, чтобы дать ему отдохнуть, но в это время вдруг появился герцог Мекленбургский, которого в прихожей предупредили о состоянии, в котором находится принц. Узнав об этом, герцог сделал очень грустное выражение лица, но все же вошел, вернее сказать, влетел в комнату как сумасшедший. «Fructus belli!» [93] Плоды войны (лат.). — закричал он, а потом повторил это еще раз десять, подходя все ближе и ближе к кровати раненого. Если бы я мог остаться в комнате до конца этой комедии, я бы ни за что не ушел. Я очень уважал принца де Конде и должен был что-то предпринять. Все, что было в моих силах, это остаться в прихожей вместе с Дерошем, капитаном гвардии, и попросить последнего войти и посмотреть, чем закончится этот фарс. Но он мне ответил, что я принимаю его за дурака, если думаю, что он станет вмешиваться, что я, видимо, совсем не знаю герцога Мекленбургского, если позволяю себе говорить подобные нелепости.

А в это время маркиз Бранденбургский, привлеченный больше деньгами голландцев, чем призывами принца Оранского, пообещал прийти последнему на помощь [94] Курфюрст бранденбургский Фридрих-Вильгельм пришел на помощь к Голландии, опасаясь за свои прирейнские владения и за судьбу протестантизма в Германии. . Голландцы же не только разорвали мир, но и убили своего главного министра [95] Речь идет о Яне де Витте (1625–1672), который на протяжении двадцати лет фактически стоял у руля Республики Соединенных провинций. Когда Людовик XIV неожиданно вторгся в пределы республики, народ потребовал передачи всех властных полномочий принцу Оранскому, виня в поражениях правительство де Витта. Сторонники принца натравили на де Витта толпу беснующейся черни. В результате он и его брат были убиты, а их тела растерзаны. , которого подозревали в связях с нами. Многие тогда попали в немилость, и среди прочих некий Монба, с которым я раньше имел дело из-за одного из моих родственников, которого звали Бринон. За десять тысяч экю, которые он одолжил у своей матери, он ему продал участок земли, который стоил сорок тысяч, под обещание покрыть разницу деньгами. Но контракт не состоялся, так как в нем была тысяча юридических тонкостей, так что несчастный мальчик, ничего не понимавший в процессе, дал ему расписку на сорок тысяч франков, думая, что это облегчит выплату остального. Однако ход дел пошел совсем иначе, Монба привел кредиторов, которые сформулировали свои требования, а Бринон перед тем, как продать землю, указал ему на них как на надежных плательщиков, и это стало новым препятствием. Он довел бедного дворянина до такой крайности, что он обратился ко мне. Я поговорил об этом с Монба, который пообещал все решить в две недели, но сказал, что у него нет денег в Париже и он отдаст их в Голландии, если с ним туда поедут. Он злоупотребил доверием несчастного, завербовал его в свою роту и заставил все подписать. Я был в страшной ярости против него, но ничего не мог поделать, так как все было заверено нотариусом, и он мог десять лет не возвращаться во Францию. Что касается моего родственника, он его сгноил в нищете, не дав ему больше ни су.