Марта Шрейн - Эрика

Эрика плохо понимала, что говорила директриса. Потому что услышала главное — у нее есть отец. Все воспитанницы детского дома, одинаково любили Сталина и горько плакали, когда он умер, и все не любили своих матерей, по вине которых они вынуждены были жить в приюте. Об этом им часто напоминали. Если бы матери их не были врагами народа, то не сидели бы по тюрьмам. У Эрики была особая причина ненавидеть мать. Она хорошо помнила, как та привязала ее за ногу к шкафу и, несмотря на то, что Эрика плакала и тянулась к ней ручками, закрыла дверь на замок и ушла. О том, что мама сделала, Эрика никогда ни одному человеку не говорила, даже лучшей подружке Инне. Это жгло ее горькой обидой.

«Что там еще говорила директриса? — вспоминала Эрика. — Ах да!»

— Мой тебе совет — рассчитывай только на себя. У отца другая семья, два сына, и вряд ли его жена захочет иметь такую большую дочь.

Но Эрике не верилось, что отец (какое волшебное слово!), ее родной отец, откажется от нее. Сердце девочки билось часто–часто. Новая жизнь — что будет дальше? И ожидала она от жизни только хорошего, готова была полюбить и мачеху, и своих братьев, и всех людей на земле сразу.

На обувную фабрику Эрику повезла воспитательница. Ехали долго. А когда приехали в город, Эрика увидела ухоженные газоны и чистую улицу центра, через который проезжали.

«Здесь я буду жить!» — радовалась она.

В отделе кадров воспитательница сдала ее документы и попрощалась с ней:

— Смотри, веди себя хорошо, чтобы нам за тебя не было стыдно, — сказала она и ушла.

Эрика растерялась. Вот так просто она остается на земле совсем одна? Сердечко ее сжалось. Но, вспомнив об отце, она успокоилась.

— Сиди здесь и жди коменданта. Она тебя в общежитие отведет, — сказала начальник отдела кадров. — А в понедельник утром придешь сюда. Здесь сбор учащихся будет. Не опаздывай.

Начальник отдела кадров ушла. Неожиданно зашла грубоватая женщина и спросила: — Ты, что ли, ждешь? Пойдем. Катькино место займешь. Та тоже детдомовская была. Скурвилась. Зовут тебя как?

— Эрика. Ой, нет. По–русски я Ирина, — поправилась Эрика.

Женщина, что стояла в дверях, услышала это и сказала:

— Опять немку привезли. Откуда только берут их. Нюрка, ты куда ее?

— Куда–куда. На кудыкины горы. В общежитие к б…м. На Катькино место.

— Вроде мала еще для этих дел, — засомневалась женщина.

— Ничего, раньше начнет — быстрей закончит жизнь бездомной на вокзальной плошаде, — бурчала комендант, которую почему–то никто не назвал по отчеству. Разговор Эрике был совершенно не понятен. Она просто чувствовала неприязненное отношение этих людей к себе и не понимала причины.

Пришли к какому–то низкому бараку, зашли в общежитие. Две комнаты, на кроватях сидели три девушки.

— Вот, на Катькино место новенькую привела. Обучайте скорей распутству, — ехидно сказала комендант и вышла за дверь.

Девочки смотрели на Эрику молча, и она спросила: «А где б…ди?» Все три девчонки грохнули от хохота и повалились на кровати. А одна от смеха свалилась на пол. Девочки, показывая на нее пальцем, начали снова хохотать.

— У меня уже живот болит от смеха. Давайте перестанем, — предложила рыжеволосая.

— А у меня рот разрывается. Хватит, — умоляла девушек другая.

Наконец смех затих, и, утирая слезы, одна из девочек спросила Эрику:

— Ты откуда взялась?

— Из детского дома, — тихо ответила Эрика, помня, что если старшие спрашивают, то младшие обязаны отвечать.

— У вас все там так матерятся? — спросила другая.

— Я не слышала такого слова, — удивилась Эрика. — Мне комендант сказала, что буду жить с б…ми, а где они — не сказала.

Девчонки снова стали смеяться и показывать друг на друга, пока одна из них не сказала:

— Хватит. Она же не знает, что это такое, — и объяснила ей: — Это очень нехорошее слово, грязное. Тебе рано материться. Сколько тебе, лет четырнадцать?

— Нет, мне уже шестнадцать. Но комендант сказала, а взрослые всегда правы. Мы должны их слушаться. И не надо смеяться, — заметила Эрика.

— Тоже выдумала — слушаться комендантшу. Вот она тебя уже научила матерному слову, — выговаривала ей рыжеволосая. — Она много чего скажет, а ты не повторяй. Мы тоже новенькие. Будем вместе учиться. А когда ты была в конторе, не видела, мальчишек принимали или нет? — спросила она снова Эрику.

— Нет, не видела.

— Ну, тогда клади свои вещи вон в ту тумбочку, а вон та кровать у стены — твоя. Подушка и матрац есть, а простыня у тебя должна быть своя.

— А мне не выдали простыней в детском доме, — сказала Эрика, но девушки уже не слушали ее и продолжали прерванный разговор.

— Да, а как тебя зовут? — вспомнила все та же рыжеволосая, назвавшись Верой.

И Эрика впервые назвала себя:

— Ирина Рен я по паспорту.

— Ну и сочетание звуков, — удивилась черненькая, представившись Леной.

А Эрика, услышав из собственных уст свое новое имя, подумала: «Надо привыкать».

* * *

Весь мир для Эрики был новым и интересным. Люди, разговоры, окружающие вещи, обстановка, первые занятия в училище. Из сорока учащихся большинство было девушек. Она насчитала шесть парней. Глаз сразу выхватил одного, самого симпатичного. К нему уже бессовестно липли девушки.

А Эрика ждала воскресенья, чтобы поехать к отцу. Дни тянулись очень медленно. Она ходила с таинственным и счастливым лицом. «Я не одна на земле, — говорила она себе, — у меня есть папа».

Эрика представляла отца высоким, сильным и добрым. И она ожидала, что они бросятся навстречу друг другу, два родных человека после стольких лет разлуки. «Возможно, он меня приподнимет, как маленькую». Ей очень хотелось в это верить. Она не выдержала до воскресенья и поехала в субботу, сразу после занятий.

Дверь открыла мачеха. Эрика улыбнулась ей, поздоровалась и сказала, что приехала к отцу. Сначала полное красное лицо мачехи выразило удивление, затем в глазах мелькнула тревога, потом она поджала губы и опустила глаза.

— Входи, — сквозь зубы проговорила она и добавила: — Федор скоро придет.

Эрика испугалась, что ошиблась адресом, и торопливо поправила:

— Мой отец Фридрих!

Мачеха, подбоченившись, оглядела Эрику с ног до головы:

— Фридрихи да Фрицы наших на фронте убивали. А мужа моего зовут Федором. Усвой это раз и навсегда. Зачем приехала?

— Я… я… папу повидать, — заикаясь от страха, тихо ответила Эрика.

— Ну–ну, повидай. Только жить у нас негде. У тебя есть место в общежитии? Работаешь или как?.. — «Или как» звучало вредно.

— Я только из детдома. Меня на фабрику учиться устроили и место в общежитии дали.

— Мой он теперь. Подыхал он на шахте, повинность немецкую отбывая, вот его и актировали… А я подобрала, — грубо говорила мачеха.