Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3

Уцелевшие схоронились в горном ущелье и послали навстречу императору трех гонцов, чтобы Гэладэус знал, где их искать. Вскоре дозорные португальцы увидели приближающуюся императорскую армию, а впереди скакали всадники в развевающихся белых плащах с красными крестами.

Всем выжившим португальцам тамплиеры предложили вступить в Орден Храма. Жан д’Абреу мог радоваться с Небес тому, что безошибочно определил людей рыцарского духа среди своих солдат, тридцать португальцев вступили в Орден Храма, дворяне сразу же получили белые плащи, солдаты их крестьян — черные, сержантские.

Д’Албугера и да Кастаньозо впервые гарцевали по эфиопской земле на конях. Эстебан — в белом плаще храмовника, Мигель — в своей прежней одежде, латаной — перелатаной. Последний не захотел вступать в Орден, сказав, что не может жить без родной Португалии, куда намерен навсегда вернуться. Это было воспринято с пониманием, и вообще вопрос о вступлении в Орден или отказе от него не произвел между португальцами ни какого разделения. Они вместе прошли через такие испытания, что ни кто теперь не мог отделить их друг от друга — португальских рыцарей и португальских солдат. Они были разными, но они вместе прославили христианское оружие.

У Мигеля да Кастаньозо была, кроме нежелания жить без родины, ещё одна причина для отказа от вступления в Орден. Он был солдатом по натуре, прекрасным стрелком из мушкета, ему близки были марширующие роты, пики, алебарды, он был просто влюблен в свою страшную португальскую пехоту. У кого бы повернулся язык упрекнуть его в этом? Мигель да Кастаньозо был одним из лучших солдат своей эпохи.

Про императорскую армию теперь говорили, что это объединенные португальско–эфиопские силы, хотя эфиопов здесь было двадцать тысяч, а португальцев восемьдесят человек, но численности ни кто не придавал значения. Эту войну фактически выиграл Кристобаль да Гама, и об этом помнили все, и столетия спустя будут помнить.

Итак, объединенные португальско–эфиопские силы с боем пробились к озеру Тана и атаковали основные силы Граня 22 февраля 1543 года у подножия горы Зэнтэры. Меткий выстрел Мигеля да Кастаньозо прервал так величественно протекавшую и столь ничтожно завершившуюся жизнь Ахмеда Граня. Впрочем, смерть человека отражает его суть. Было ли когда–нибудь в Гране подлинное величие?

Победа христиан была полной. После боя Мигель не поленился отыскать тело Граня, отрубил ему голову и бросил её к ногам негуса.

Война фактически закончилась. Победоносная армия императора быстро вычистила Эфиопию от остатков армии вторжения, после смерти предводителя превратившейся в деморализованное отребье.

Рыцари Храма, то есть местные эфиопские тамплиеры, обитавшие в этой стране уже не одну сотню лет, сыграли в победе над Гранем большую роль. Они не покинули юного императора в самые тяжелые дни, когда от него разбежались даже самые близкие придворные, считая его фигурой более ни чего не значащей. А тамплиеры, не являясь гвардией императора и по древнему обычаю пользуясь полным суверенитетом, тем не менее оказались самыми верными императору людьми. Они помогли царственному юноше поверить в себя, организовать сопротивление, потом сформировать армию, и во всех сражениях их белые плащи мелькали в первых рядах атакующего войска, прорывая сарацинские порядки старым добрым натиском рыцарской конницы и вселяя ужас в неверных, которым порою казалось, что на них несутся призраки давно минувшей эпохи.

После победы император Гэладэус в равной степени чествовал всех европейцев — и местных тамплиеров, и героев да Гамы. Император предложил им земли, знатных эфиопских жен и весьма высокие титулы. Титулам были рады все (ни когда не помешает), земли с большим удовольствием принял Орден (тамплиеры за морем отнюдь не утратили деловой хватки), а вот от жен отказались — к рыцарям–монахам по этому поводу и вопросов не возникало, а возвращавшиеся на родину португальцы сказали, что уже женаты (даже если это и было не так). Неловкость возникшей ситуации вдруг неожиданно сняли несколько португальцев, перед тем намеревавшиеся вернуться на родину, но передумавших. В Португалии эти волки войны были голодранцами, а здесь получили возможность стать знатными и богатыми, к тому же представительницы эфиопской аристократии, если разобраться, были весьма красивы, так что тут же сыграли несколько свадеб.

В Красном море на тот момент исламский флот доминировал, но в Массауа смогла прорваться одна каравелла из Индии. Желавшие вернуться в Португалию получили такую возможность. Мигель да Кастаньозо прощался с Эстебаном д’Албугера.

— Что передать твоему отцу, адмиралу, Эстебан?

— Не знаю… Отец и так всё поймет. Впрочем, расскажи ему всё, как было. Если старика заинтересуют подробности — расскажи подробно. Впрочем, главная моя просьба — дай отчет о нашей экспедиции дону Энрике д’Алавейра. Уж для него–то точно все подробности будут очень важны.

— С удовольствием исполню твою просьбу, Эстебан. Я хорошо знаю дона Энрике и не сомневаюсь, что он скоро придет к вам со всеми своими рыцарями. Орден Храма, наконец, воссоединится.

Георгий Владимирович фон Морунген занимал в Ордене Храма положение особое. Вот уже несколько лет он оставался простым послушником, хотя за это время не раз появлялись и сержантские и рыцарские вакансии. Ему предлагали стать полноценным тамплиером, но он, так рвавшийся в Орден, отклонил это предложение, сказав, что время не пришло. В Ордене ещё не бывало, чтобы кто–нибудь отказывался от тамплиерского плаща, за тем сюда и приходили, а если учесть, что Георгию Владимировичу стукнуло уже шестьдесят, то было не понятно, когда, по его мнению, придет время. При этом ни у кого не возникало сомнений в его преданности Ордену. Ему было свойственно тонкое, по–своему даже уникальное ощущение истинного тамплиерского духа. В «Секретум Темпли» Морунген был настолько своим, что было вообще невозможно понять, почему он не хочет облачиться в плащ.

Впрочем, послушником он был не совсем таким, каковы были другие насельники «Секретум Темпли» этого ранга. Ему сразу же дали отдельную келью, что не полагалось даже сержантам, отдельные кельи имели только рыцари. Искушать его грязными работами так же ни кто не стал, определив послушание в библиотеке, причем явно не только из уважения к возрасту и мирскому полковничьему достоинству. Особое положение Морунгена было определено самим великим магистром, при котором сей необычный послушник состоял чем–то вроде советника, непонятно только по каким вопросам, об этом не знал даже Сиверцев.