Елена Руденко - Смерть в Версале[редакция 2003 г.]

— Это на него похоже, — улыбается Светик.

Я, Светлана Лемус, и мой друг Макс сидим за столиком в кафе де Фуа. К нам подходит… Теруань, я борюсь с желанием залезть под стол. Она улыбается:

— Я могу похитить Светик на минутку? Светик, прости, что отрываю тебя.

Я соглашаюсь. Раз уж рядом Макс, она меня бить не будет. Мы отходим к окну.

— Прости меня, — говорит Теруань.

Ее голос звучит искренне. Ей действительно совестно за содеянное. Что мне остается делать? Я давно ее простила.

— Надеюсь, ты никому не рассказала? — спрашивает она.

Я улавливаю волнение.

— Нет, — говорю я. — Ябедничать не в моих правилах.

Хм… мне кажется, что она боится, что об этом случае узнает Поль.

Мы приятельски прощаемся.

Странная эта Теруань. Не понимаю, что я ей сделала? Почему свои вспышки гнева она направляет на меня! Нет, я не злюсь не Анну, я просто хочу быть от нее подальше и никогда не оставаться с ней наедине. Иначе, она меня покалечит. Как знать, может, именно эту цель она преследует. Тогда зачем извиняется? Для очистки совести? Ходят же люди на исповедь к священникам. Аналогичный случай.

Нет, она действительно раскаивается. Это видно по глазам.

Я возвращаюсь за стол.

— Она тебя ударила, а теперь извиняется, — говорит Макс. — Так же, как в случае со стрельбой.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я.

Нет, я не удивляюсь. От Макса ничего не скроешь.

— Ты сегодня напудрилась, это впервые. А то, что ты стреляла, видно было по запястьям. Я знал, накануне ты была в компании с Теруань. Кто же еще мог заставить тебя выстрелить. Это не важно. Я же дал тебе совет держаться от нее подальше!

— Я бы рада! — вздыхаю я. — Но она везде!

— М-да, верно. Просто старайся поменьше попадаться ей на глаза. Да, Теруань не подлая. Она эмоционально неуравновешенна и не может контролировать себя. Потом, конечно, ей становится стыдно, но какое это имеет значение, когда дело сделано.

Я с ним согласна.

— Но почему она вела себя так? — спрашиваю я. — Что я ей сделала?

— Светик, ты тут совершенно не при чем, — поясняет Макс. — Она злится, что у нее нет твоих добродетелей. Она грызет себя.

— Моих добродетелей? Но ведь у нее и так полно качеств, делающих ее героиней! — восклицаю я.

— Обычно люди хотят все и сразу, — Макс разводит руками. — Особенно женщины.

— Верно, — соглашаюсь я. — Даже я этим грешу, но я хотя бы на людей не кидаюсь. Ладно, не будем об этом. Как насчет других подозреваемых? Байи, например.

— Сдается мне, что он взял в долг, дабы покрыть растрату в городской казне, — предполагает Макс. — Морьес догадался об этом и шантажировал.

— Опять шантаж! — восклицаю я.

М-да. Вот это делец. Своего не упустит.

— А Ретиф? — спрашиваю я. — Кажется, он тоже вернул долг.

— Верно, — говорит Макс, — но он очень своеобразный человек. Меня удивило рассуждение Ретифа о зле и смерти. Бог знает, какой смысл он вложил в эти слова.

Мне становится страшно.

— Ну, мне пора, — грустно говорит Макс. — Жаль покидать такую милую собеседницу.

Я, Максимильен Робеспьер, прощаюсь со Светик. У меня на сегодня много дел. А с убийством… Мне придется, пользуясь этими ничтожными фактами разгадать тайну… Я погружаюсь в размышления. Я вспоминаю слова подозреваемых, предметы, сопоставляю мотивы. Постепенно ко мне приходит долгожданная догадка. Так бывает всегда, когда человек долго размышляет над одним вопросом. Ответ приходит как бы сам собой.

— Как все просто! — восклицаю я.

Я, Светлана Лемус, возвращаюсь домой. Сегодня мы с Полем идем на очередной прием. М-да, это в последний раз! Все! Чувствую, эти приемы меня доконают.

Мне еще надо переписать статьи, я должна успеть до вечера, ведь после буду очень уставшей.

Недомогание дает о себе знать. Нельзя сразу после болезни брать от жизни все. Я выпиваю горький порошок. Как не хочется работать! Я решаю просмотреть газеты. Вообще–то я терпеть не могу газеты, но сейчас чтение газет необходимо. Обычно я просматриваю только заголовки. Так я решаю поступить и в этот раз.

Я листаю газету. Натыкаюсь на жирный заголовок: «Теруань атакует иностранцев», автор некий мсье Сюло. Мои руки холодеют, сердце стучит. Я отбрасываю газету. Хожу по комнате. Не могу удержаться и вновь принимаюсь за чтение. Сюло пишет об отношениях Поля и Теруань, прямо, уверенно, без намеков. Тут есть и про меня. Писака говорит, что я по неопытности своей связалась с Очером. Далее идут предположения, что, возможно, я ему нравилась, но соблазнительная амазонка победила невинную Гебу. Теперь Поль Очер готов на все ради любовницы. Далее намек… уж не в корыстных ли целях он встречается со мной?..

В общем, Сюло выставил меня наивной идиоткой, Поля лопухом, которого окрутила развратница, а Теруань коварной соблазнительницей — хищницей.

Я откладываю газету. Ни о какой работе не может быть и речи. Нет, дело не в том, что он выбрал Теруань. Самое страшное, что он меня использовал. Да, как я сразу не догадалась! Теруань — подозреваемая в убийстве. Макс расследует убийство, я — друг Макса, я все знаю. Да, Поль видится со мной, чтобы узнать про расследование. Понятно, почему он слушает мои россказни! А я — дура — вообразила невесть что!

Мне остается только плакать, уткнувшись лицом в подушку.

Я, Светлана Лемус, вхожу в зал. Поль сопровождает меня, он явно взволнован. Я стараюсь не показать своих расстроенных чувств. Слишком много чести. Я твердо решила — это наша последняя встреча. Потом я буду ссылаться на дела, как–нибудь выкручусь. Нет, я не испытываю ревности, только горькую обиду. Мне воткнули нож в спину.

Представление начинается не очень весело. Точнее, со скандала. Теруань выясняет отношение со своим спутником.

Мсье что–то говорит Теруань, вернее, кричит. Я слышу только набор обидных слов. Она тоже не остается в долгу. Теруань выхватывает пистолет из–за пояса. У меня появляется нехорошее предчувствие. Я пытаюсь сообразить, что делать, но не могу.

— Ты не выстрелишь, — смеется человек. — Не выстрелишь. Ты можешь только хвастать! Трусиха!

Раздается выстрел. Мсье хватается за плечо и садится на пол. В зале воцаряется молчание, которое нарушает крик потерпевшего:

— Арестуйте ее! Она хотела меня убить!

Среди гостей оказался доктор, он перевязывает мсье рану.

— Это не я вас ранила! — кричит Теруань. — Не я! Я целилась в сторону! Я еще ни разу в жизни не промазала!

Вдруг ко мне приходит догадка. Так всегда бывает. Из самых глубин памяти всплывает нужная мысль. Я медленно иду к стене, смотря в пол. Потом внимательно осматриваю картинную раму, саму стену. О, чудо! Я нахожу, что искала! В стене застряла пуля.

Я слышу голос:

— Мадемуазель Теруань вы арестованы по обвинению в покушении на жизнь человека!