Юсиф Чеменземинли - Девичий родник

— Среди них нет ни одного пользующегося авторитетом, — возразила она.

— Тогда надо объявить наследника хаганом.

Мысль эта хоть и понравилась Рундже Хатун, она не торопилась выказать одобрение.

Эта нерешительность возмутила меня.

— Не время ждать, — сказал я, — пред тобой такая сила, как Окабай. Завтра, если весть о смерти Гузатая дойдет до войска, то все сплотятся вокруг Окабая. Ты ведь знаешь безумство скифов, лишь храбрый полководец может управлять ими. Если нет авторитетного начальника, над ними может стать лишь хаган.

Рунджа Хатун находила все мои соображения верными, однако возразила:

— Даже и этим вопрос не разрешится.

— Почему?

— Потому что сын мой юн, у него еще молоко не обсохло на губах, он не был ни в одной битве, еще не снял ни одной вражьей головы с плеч. Какой авторитет может иметь такой юнец в армии, там, где есть воины, поводья которых украшены кожей сотен людей.

— Хорошо, разве нельзя кого–нибудь из них назначить полководцем?

— Нет! У меня нет подходящего человека, могущего заменить Гузатая.

Я предложил Рундже Хатун еще несколько пришедших на ум выходов.

Она выказывала нерешительность и беспомощность. Трусость женщины привела меня в ярость. Наконец, исчерпав все предложения и доводы, я умолк.

Мысль моя была в тупике. После долгого молчания:

— А что, если мы соединимся с Окабаем и двинемся на хагана.

Лицо Рунджи Хатун посветлело.

— Это было б прекрасно.

— Дай мне полномочия, — сказал я, — и я переговорю с Окабаем.

Рунджа Хатун согласилась.

В тот же день я поехал к Окабаю.

Посланные арбы доставили Рунджу Хатун со всеми приближенными в стан Окабая.

Оба войска соединились. Окабай назначил новых начальников. Для заготовки оружия были выделены мастера и к ним приставлены ученики. Начались приготовления к будущей битве.

И вдруг пронесся слух, что в сына Рунджи Хатун на маневрах попала шальная стрела, и он умер. Это действительно было так. Тело наследника торжественно было предано земле; девять девственниц были удушены и погребены вместе с ним.

Окабай с виду хоть и казался огорченным, но во дворце открыто говорили, что это убийство — плод его происков и интриг.

Я заинтересовался.

Как–то вечером я заговорил с главным евнухом. Ему были известны все дворцовые тайны.

Сморщенный, со старушечьим лицом и тонким голосом, евнух сообщил мне любопытные вещи.

— При завоевании новых земель взятых в плен девушек распределяют меж хаганом и его приближенными. От удачных набегов в гареме Окабая собралось до тысячи девушек. Каждую ночь он берет одну девственницу, я сопровождаю ее. Окабай дважды не обладает одной. Таков его обычай. Его не интересует, родятся ль у них дети, об их участи он не имеет понятия. В последнее время Окабай изменился. Неделю назад, обойдя гарем, он остановил свой выбор на одной, провел ее в свой шатер, до сих пор держит при себе и величает «Баш Хатун». Окабай, который не любил детей, теперь требует от Баш Хатун потомства. Все объясняют поступок Окабая желанием стать хаганом. Смерть сына Рунджи Хатун избавляет его от соперников.

Слова главного евнуха заставили меня задуматься.

Если место хагана займет такая сильная личность, как Окабай — участь юга плачевна.

Смерть Гузатая нарушила все мои планы. Целью моей было перессорить всех влиятельных лиц и тем самым ослабить скифов.

Теперь же вместо ослабления все силы соединялись в одних руках.

Всю ночь до утра я не мог уснуть, раздумывал над создавшимся положением и был бессилен разрешить его. Пока только одно могло внести ясность в этот вопрос. Это исход борьбы между хаганом и Окабаем.

Приготовления были окончены.

Стали преследовать отступившего на север хагана.

Через три дня в одном из горных проходов обе силы столкнулись. Произошла ожесточенная схватка. Часть войск Окабая перешла к хагану. Пришедший в ярость Окабай, ослепив 1000 воинов, послал их к хагану и после тщательной подготовки, длившейся всю ночь, во главе войск пошел в наступление.

После продолжительного и кровавого боя в войсках хагана произошло замешательство, все разбежались.

На утро в армии распространился слух об убийстве хагана. Спустя два часа вся его семья и гарем с торжественной церемонией сдались Окабаю.

Кожа с лица хагана украсила поводья Окабаева коня, а из его черепа приготовили застольную чашу и, наполнив вином, поднесли Окабаю.

Превращенные в чаши бесчисленные вражьи головы перебрасывались из рук в руки и наполнялись вином.

Собрание храбрейших полководцев избрало Окабая на царство. Было устроено торжественное пиршество. Затем все вышли в поле.

После трехдневного праздника хаган занялся армией. Войско потеряло прежнюю мощь и силу. Уцелевших от битв и ран косили понос и лихорадка. Как–то раз хаган призвал меня к себе.

— Гам, — начал он, — все твои предсказания сбылись. Ключи судеб в твоих руках. Вопроси будущее.

— Дорога на север светла, на юг мрачна.

Окабай не ответил. Некоторое время царило молчание.

— Север остается знакомым севером! — сказал он.

Из слов Окабая было видно, что он замышляет поход на юг. Царящая на севере нескончаемая зима заставляет голодать скот и воинов. Юг богат.

— Воины, не привыкшие к южному климату, мрут от лихорадки и поноса, в день мы хороним до ста человек.

Если мы продвинемся дальше, от нас не останется и следа.

Я чувствовал, что Окабай верит мне, но, с другой стороны, жизненные интересы скотины и людей требовали продвижения на юг. И хаган это прекрасно понимал. Вот почему, не раздумывая, он сказал:

— До наступления холодов мы должны двинуться на юг!

На этом разговор окончился. Мы расстались. Я долгое время не встречал хагана — я как будто упал в его глазах.

После соединения старого и нового гарема заботы главного евнуха увеличились.

Как–то вечером он зашел ко мне. При свете луны я лежал пред шатром.

— Что нового? — спросил я.

— Ничего, что может быть нового? Мир кроме горечи и разочарований ничего не сулит мне. Я только зритель, который смотрит и мечтает, но знает, что не достигнет желаемого.

Я не мог понять, что является причиной такого отчаяния и окинул его вопрошающим взором.

Мой взгляд словно еще больше разжег пожирающее его пламя.

— Представь себе человека, лишенного ног, — сказал он. — У него есть желание двинуться, и он не в состоянии это сделать. Так и я… Думают, что евнухи не испытывают вожделения. Если б ты знал, какой огонь любви пожирает меня!.. Гам, не раскрывай моих уст, мои муки безмерны!

Главный евнух извивался, подобно змее, из глаз его струились слезы.