Юсиф Чеменземинли - В крови

— Клянется, что верой и правдой служить будет!..

Вагиф помолчал, задумчиво разглядывая агатовый перстень на мизинце правой руки.

— Тут я только один путь вижу, — сказал он и повернул перстень. — Тегеранский наместник сватов к Ибрагим–хану прислал. Хан согласился, старшую свою отдает — Кичикбегим. Скоро свадьба. Вот к невесте и надо обратиться, чтоб отца упросила. Она как будет прощаться, у хана сердце смягчится, ни в чем не сможет дочери отказать. Только придется сперва с матерью ее, с Шахнисой–ханум, переговорить. Я сегодня буду у нее, зовет для совета… Посмотрим, что она скажет.

— Спасибо тебе, ахунд! — обрадованно воскликнул Кязым, с жадным вниманием слушавший Вагифа. — Сразу от сердца отлегло! Ужаленный змеей и веревки всю жизнь боится. Сам знаешь, как мне на моем веку досталось… Только–только в люди выбился, верный кусок хлеба детям добывать начал, опять напасть на мою голову!.. Вот уж воистину: «Козел за шкуру свою дрожит, а мясник прикидывает, сколько сала будет!..»

— А чего козлу за шкуру дрожать? — с улыбкой спросил Вагиф. — Вроде нет причин…

— Не скажи, ахунд! Людям на язык попасть боязно. Ничего нет хуже, как станут про тебя судить да рядить!

Вагиф от души посмеялся над этими опасениями, успокоил земляка, и они распрощались.

Шахниса–ханум занимала комнату, окна которой смотрели на Дабтелеб [17] Дабтелеб — название местности в Шуше. и Халфали [18] Халфали — село близ Шуши. . Стены и потолок ее покоев были красиво расписаны, простенки украшены сценами из «Лейли и Меджнуна», «Фархада и Ширин». Над тюфячком, где любила сидеть Шахниса–ханум, изображен был Фархад, киркой прорубающий скалу. Вагиф застал ханшу на обычном месте. Одна из рабынь, стоя на коленях перед госпожой, показывала сшитое из кусочков покрывало. Увидев Вагифа, Шахниса–ханум сделала знак женщине, та поспешно удалилась.

— Ну, ашуг, — кокетливым голосом сказала ханум, ответив на приветствие Вагифа (она всегда звала его шутливо — «ашуг»), значит, непременно звать тебя надо, чтоб пришел? А ведь Кичикбегим твоя ученица! Пристало ли наставнику забывать ученика? Дурно это, ашуг, дурно!.. Да ты сделай милость — садись!

Вагиф расположился на тюфячке напротив Шахнисы–ханум.

— Твоя правда, Шахниса–ханум, — виновен! — согласился Вагиф, печально склоняя голову. — Но смилуйся — ведь тебе должно быть известно, что на свете творится… В Гяндже Мамед–хан мятеж поднял, Фатали–хан опять разорил две деревни. Ханы эти только и знают друг друга задирать, а нам от них одна морока! Мне бы на твоем месте сидеть! — Взгляд Вагифа остановился на изображении Фархада на стене на уровне головы Шахнисы–ханум.

— Почему? — не поняла ханша.

— Потому что кирка Фархада всегда над нашей головой.

Женщина обернулась, взглянула на Фархада, улыбка тронула ее губы.

— Ох, ашуг, всегда найдешь, чем оправдаться!.. Напрасно только ты думаешь, что у матери забот меньше, чем у тебя! Видит аллах, не меньше! Вот отправляю дочку свою, цветочек свой в Тегеран, а каково ей там придется, на чужбине?

Слезы навернулись у нее на глаза, она вытерла их тонким платочком.

— Не надо горевать, — с легкой укоризной произнес Вагиф. — Ведь ты — мужественная женщина, Шахниса–ханум. Ты дочь Шахсевена и не уступишь мужчине в твердости духа!

— Нет, ахунд, нет!.. — Шахниса–ханум снова оттерла слезы. — Знал бы ты, как мне горько!.. Будь я простой женщиной с мозолистыми руками, дети мои всегда были бы при мне… Отправить дочку в Тегеран — что Азраилу отдать — увезут, и не увидеть мне ее никогда. Да и зятя своего будущего я в глаза не видала. Кто знает, какой он человек… — Женщина всхлипнула. — Да, ахунд, не дорог и золотой таз, коли в него кровь цедить!..

Неожиданно впорхнула Кичикбегим. Увидела Вагифа, остановилась в растерянности. Поздоровалась, вся красная от смущения, хотела уже уходить.

— Ты куда ж это, смуглянка, — ласково окликнул ее Вагиф.

Девушка потупилась, нерешительно приблизилась к нему. Ласково улыбаясь, смотрел поэт на свою ученицу, с наслаждением вдыхая исходящий от нее аромат розовой воды. Кудри, выбившись из–под белой кисеи, касались стройной шеи, келагай, соскользнувший с головы, открыл ее тонкий стан, в вырезе воротника белела мраморная грудь, низ шаровар и бархатные башмачки были расшиты жемчугом.

Девушка протянула поэту руку, и янтарный браслет, скользнув по ее запястью, коснулся пальцев поэта.

— Выросла и теперь знать не хочешь наставника? — не выпуская ее руки, Вагиф укоризненно покачал головой. — Забыла меня?

— Я вас никогда не смогу забыть! — горячо воскликнула девушка и еще больше зарделась.

— Да есть ли у тебя хоть одно стихотворение, чтоб она не переписала?! — поддержала дочку Шахниса–ханум. — Каждый день слышу: на весь сад заливается, твои стихи распевает!

Окончательно смутившись, девушка вырвала у Вагифа руку и метнулась к дверям; черные кудри раскинулись по спине, звякнули вплетенные в них золотые монеты…

— Коза! Как есть коза горная! — Шахниса–ханум с тихой гордостью поглядела вслед дочери и глубоко вздохнула.

Небо начало темнеть уже, когда Вагиф ехал во дворец. И вот гроза разразилась. Сверкнула молния, мгновенно расчертив черную тучу ослепительными кривыми линиями, горы задрожали от грома. Шахниса–ханум кликнула рабыню. Женщина тотчас явилась, закрыла ставню. В комнате стало совсем темно. Ливень со страшным шумом хлестал по стеклам, вода стала затекать в комнату. Пришлось отодвинуть тюфячки от окна. Рабыня принесла свечу. И вдруг громыхнуло так, что Шахниса–ханум привскочила.

— Ла илахе иллаллах! — пробормотала она, в ужасе косясь на окно.

Но гроза длилась всего несколько минут, небо начало очищаться, в просветах облаков весело проглянуло солнце. Свечу унесли, открыли ставни, и вместе с чистым весенним воздухом в комнату хлынули соловьиные трели. Шахниса–ханум взглянула на чинары под окнами.

— Безмерна сила господня, — с радостным изумлением воскликнула она, любуясь яркой листвой. — Только что гроза бушевала, а теперь! Красота–то какая!..

Вагиф, радостно–задумчивый, кивнул, соглашаясь с хозяйкой. Наконец они перешли к основному разговору. Шахниса–ханум хотела знать, что думает Вагиф о сватовстве тегеранского бейлербея [19] Бейлербей — бек беков, самый знатный среди беков. .

— У меня прямо сердце разрывается. Отправить девочку в чужую страну!.. За тридевять земель!..

— Хан уже советовался со мной, — осторожно заметил Вагиф. — Что я могу тебе сказать?.. Каждая девушка должна стать чьей–нибудь женой. А за первого встречного ханскую дочь не отдашь. Такая, значит, ее судьба — идти за бейлербея. Тегеран, пусть он и далеко, все же это Тегеран. А что разлучиться придется, так и тут горю можно помочь: пройдет месяц–другой, поедешь, проведаешь дочку… Потом, глядишь, и она в гости соберется. Если муж ее окажется человеком благородным…