Вольдемар Балязин - За полвека до Бородина

В это же время Ганнибал стал и надзирать за подготовкой военных инженеров в Петербургской и Московской инженерных школах.

А четыре важнейших северо–западных крепости — Кронштадт, Петропавловская, Рижская и Перновская — были подчинены ему лично.

Весною нынешнего, 1755 года, несколько месяцев назад, в ведение Ганнибала перешли и каналы — Кронштадтский и Ладожский, а также и Рогервикская гавань в Финляндии. В это же время был ему подчинен и весь Инженерный корпус.

Что же касается Петропавловки, то Ганнибал не просто отвечал за нее, но и денно и нощно пропадал в ней все то время, когда работные люди одевали крепость камнем, облицовывая гранитными плитами ее кирпичные стены и бастионы.

В один из таких дней и встретились с ним во дворе Петропавловской крепости отец и сын Голенищевы — Кутузовы…

Старый эфиоп, заметив знакомого, приветливо улыбнулся и подошел к Лариону Матвеевичу.

— А это, никак, сын твой? — спросил Ганнибал, поглядев на Мишу, и, уже обращаясь к нему, осведомился, как его звать, который ему год и кем он собирается стать.

Миша ответил полным титлом:

— Михаила Ларионов Голенищев — Кутузов, а лет мне полных десять и уже пошел одиннадцатый, а стану я, как и отец мой, военным инженером.

— То добро, добро, — засмеялся Ганнибал. — А знаешь ли ты, что есть, например, бастион? — спросил он Мишу, лукаво поглядывая при этом на отца.

— Бастион, — ответил Миша, — есть укрепление, в углах крепости или же в поле строящееся для того, чтоб обстреливать пространство вдоль куртин и впереди себя.

— Изрядно, — воскликнул Ганнибал, ему и на экзаменах не всегда отвечали так лихо. — А не назовешь ли и части, из коих бастион состоит? — спросил Ганнибал, усложняя вопрос, как поступал он на экзаменах в Инженерной школе.

— Извольте, ваше превосходительство, — с веселой готовностью отозвался Миша и тут же назвал и главный вал бастиона, и возвышающийся над ним второй вал — кавальер, и все стороны бастиона — фасы, фланки и горжей.

— Ей–богу, второй Вобан! — еще громче воскликнул Ганнибал. И, обращаясь к Лариону Матвеевичу, сказал: — Помнится, когда вернулся я из Сибири, то поехал как–то в свои псковские деревеньки. И там заглянул к другу моему и давнему сослуживцу Василию Ивановичу Суворову — когда был я государя Петра Алексеевича камердинером, Василий служил в денщиках у него. Так вот, когда приехал я в вотчину Василия, увидел там сына его — Сашку, коему тогда тоже было лет десять.

Сашка то лихо на коне носился, то цельными часами ползал над картами походов тезки моего Ганнибала. И как–то я возьми да и спроси его: «Что–де, Александр, не хочешь ли стать вторым Ганнибалом?» А сей пострел мне и ответствует: «Я‑де вторым Ганнибалом быть не желаю. Я буду первым Суворовым».

Ну и что ж, — спросил Ларион Матвеевич, — каков он ныне, ваше превосходительство?

— Служит где–нибудь, пока ничего особенного о сем полководце не слышно.

— Так молод ведь еще, лет, поди, ему с двадцать, — сказал Ларион Матвеевич.

Да, двадцать с небольшим, — подтвердил Ганнибал и, повернув лицо свое к Мише, спросил: — Ну, а ты хочешь ли стать вторым маршалом Вобаном?

— Маршалом хочу, да только не Вобаном, а Голенищевым — Кутузовым.

Ну–ну, — промолвил старый эфиоп, — поглядим, как это у тебя получится. Не знаю, станешь ли ты маршалом, а в инженеры иди. Ей–богу, выйдет из тебя препорядочный инженер. Ну а насчет маршала… — Ганнибал задумался, — …насчет маршала — не знаю, ибо будущее наше сокрыто тьмою, для глаза простого смертного непроницаемой…

в которой мы рассеиваем тьму будущего, сокрытую для Ганнибала и Голенищевых — Кутузовых, и повествуем об одном любопытном сюжете, сблизившем эти семьи, когда ни одного из героев нашей истории уже не было в живых

Уместно, пожалуй, начать нашу новую историю со свадьбы сына Абрама Петровича Ганнибала — Осипа Абрамовича, которая произошла в 1772 году. Женой Осипа Абрамовича Ганнибала стала дочь тамбовского воеводы — Мария Алексеевна Пушкина. Венчание их происходило где–то в провинции, возможно в Тамбове, откуда они вскоре уехали и поселились в имении Абрама Петровича — Суйде, неподалеку от Гатчины.

В Суйду молодые супруги привезли и своего первенца — Наденьку, в будущем мать великого поэта. Здесь и прожили молодожены вместе с Абрамом Петровичем четыре года, из коих в добром согласии лишь первые полтора.

Осип Абрамович, обладавший бурным «эфиопским» темпераментом, тяготился жизнью с отцом, имевшим столь же взрывоопасный характер и ко всему прочему ставшим на старости лет непримиримым моралистом. Стычки между отцом и сыном происходили довольно часто и обмен любезностями не был джентльменским.

Самым мягким из того, что говорил отцу малопочтительный сын, была французская поговорка: «Когда черт становится старым, он становится добродетельным».

Сам же Осип Абрамович был молод, и до добродетели ему было так же далеко, как и до старости. Он вскоре оставил жену и дочь и бежал из дома, уведомив старого генерала письмом, в коем извещал, что навеки от всех их скрылся.

Затем через некоторое время Осип Абрамович забрал у своей бывшей жены дочь и препоручил ее заботам своего приятеля — майора Маза, проживавшего в Красном Селе.

Когда же девочка подросла, она стала жить в Петербурге, в доме своего дяди и опекуна, родного брата ее матери — Михаила Алексеевича Пушкина.

В доме М. А. Пушкина часто бывал их родственник — Сергей Львович Пушкин, поручик 10‑й роты лейб–гвардии Измайловского полка.

Он сделал предложение Наденьке Ганнибал, доводившейся ему внучатой племянницей, и 28 сентября 1796 года обвенчался с нею в церкви деревни Суйда. (В этой же церкви за 15 лет до их венчания отпели и деда невесты — генерал–аншефа Абрама Петровича.)

26 мая (6 июня) 1799 года, когда Надежда Осиповна и Сергей Львович жили в Москве, у них родился сын, названный ими Александром.

На сем мы прервем рассказ о Ганнибале и его внучке и перейдем к Голенищевым — Кутузовым, для того чтобы потом слить два сюжета нашего повествования в один, общий и для Ганнибалов — Пушкиных и для Голенище–вых- Кутузовых.

У героя нашей повести Михаила Илларионовича было шестеро детей: сын–первенец и пятеро дочерей. Сына, названного в честь отца Михаилом, «заспала» нянька–кормилица, когда мальчику еще не исполнилось и одного года.

Михаил Илларионович очень горевал о постигшей его беде, но больше сыновей у него не было.

Из пяти дочерей более других любил он третью — Лизаньку. Любовь к ней перешла и на ее первого мужа — Фердинанда Тизенгаузена и на их дочерей, внучек Кутузова, Дашеньку и Катеньку.

Мужа Елизаветы Михайловны — графа Фердинанда Тизенгаузена, которого в домашнем кругу называли на русский лад Федором, — Кутузов любил более всех других зятьев и однажды написал своей жене, что хотя бог и не дал ему сына, но сына заменил ему любимец его Федор.