Саша Бер - Кровь первая. Арии. Он.

Вдруг он почувствовал необъяснимое явленье [5] Образование Чёрного моря в его сегодняшних границах. . Еле заметное дрожание земли, с каким-то низким отдалённым гулом. Гул возрастал и возрастала дрожь, мурашки пробежали по спине, заполнив всю его пустую плоть, ворвавшись в лысый череп с яростным прозреньем. И тут пред прояснённым взором старика явилось то, что было суждено ему увидеть в свой миг последний. С огромной скоростью к нему неслась богами сотворённая стена до неба. Глаза от ужаса на выкат, беззубый рот распахнут, но беззвучен и рук сухие ветви, вброшенные к небу. Удар. Все кончено. Мгновенно и для всех. Огромная волна слизала город с возвышенья, как будто там и не было его в помине и жалкие селения вокруг, сады, стада, посевы и погосты, все земли, что когда-то были обжитые. И вместе с ними жизни всех людей, что мнили здесь себя венцом природы. И женщин, и детей, и стариков седых, мужчин в рассвете лет, всех без разбора. Не различая, не деля, всех скопом, не проявляя даже капли сожаленья не только к судьбам и мольбам людским, но вообще предавши смерти все живое.

Вода живая Моря-Океана, святая для всего людского рода, что исстари дарила благо сосуществовать всему тому, что с ней соприкасалось, мгновенно превратилась в яд горько-солёный, травя и убивая все, чему когда-то жизнь дарила. И обитатели морских пучин, которым не было числа, кормивших целые народы — подохли, брюхом к верху всплыв и на поверхности протухнув, сплошным ковром покрыли море скорби. И тучные стада утопленных животных, что безмятежно на лугах прибрежных жировали и трупы птиц от малых до великих и человечины распухшие тела, все вперемешку с мусором и грязью и целыми лесами выдранных с земли деревьев, невероятной кашею перемешались, стеля поверхность дохлых вод вновь образованного моря. И берег на полночь на много дней пешком, устелен был смердящей мертвечиной. Подводные леса погибли и в сумрачных глубинах разлагаясь, бурлили на поверхности вонючим, смертоносным газом. На многие десятки поколений, на много дней пешком к тем водам не было пути. Зловонные ветра морские лишали жизни каждого, кто мог осмелиться идти вперёд на полдень к берегам не однократно проклятого моря. О нем надолго позабыли те, кто земли здешние считали колыбелью. Так в одночасье поменялся мир, так кончалась одна эпоха, началась другая.

Огромные как скалы, покрытые чёрной шерстью, они неслись по бескрайней степи подобно волчьей стаи на загоне. Зверьё мчалось клином числом чуть больше тридцати, поднимая клубы пыли, которые превращались в огромную серую тучу, казалось упавшую с неба и ползущую теперь по земле в след дикой стае, являясь чем-то неотъемлемым от этих исчадий самой Смерти [6] Смерть — как такового персонифицированного образа не имела, но как понятие существовало. . Жути к зрелищу добавлял гром, с которым они гнались по сухой степи. Грохот каждого сливался в общий гул. Гром не был похож на небесный. Он был какой-то подземный. Будто вырывающийся откуда-то из мрачных недр, глубин подземного ужаса. Пробирающий человека изнутри, заставляя холодеть спину и вставать дыбом каждый волосок на его никчёмном теле. Стая неслась строго по прямой, сминая все на своём пути без разбора, подобно хищнику, вышедшему на цель и перешедшего в режим финишного спурта. Невиданное зрелище безумства катилось по холмам и возвышенностям на встречу безумству небесному, уже почерневшему от разъярённых туч, грозно посвёркивающих где-то вдалеке всполохами убийственных молний. Степной орёл, повелительный и гордый владыка этого травяного царства, висевший над землёй с широко раскинутыми крыльями, как приклеенный к небу, от увиденного живого ужаса, плывущего по земле и как нож масло, разрезающего вековую степь, вдруг вздрогнул крыльями и робко предпочёл поднятья повыше. Он видел с высоты своего полёта, как вожак непонятных, чёрных зверей, начал притормаживать и остриё клина притупилось, как бы расправляя крылья и замедляя гон. Стая принюхивалась и притаптывалась, как перед решающим броском, но вот вожак вновь рванул вперёд, забирая чуть-чуть левее и стайный клин вновь заострился, превращаясь в смертоносное копьё, летящее на запах ещё живой крови. Да, зверь учуял жертву, и она обречённая была совсем близко…

Вкруг прогорающего костра, плотным кольцом сгрудились люди. Все как один мужики. Вся артель [7] Артель. Общество жителей Страны Рек имело матрилинейную структуру. Делилось на женскую часть — бабняк, проживающую стационарно в поселении на берегу реки (баймак) и мужскую — артель, большую часть года, обитающую за пределами поселения в степи в летних лагерях. Артель составляли все представители мужской части рода начиная с 15 лет и до окончания репродуктивного периода. Главой артели и всего рода был атаман, избираемый общим кругом. Атаман имел свой ближний круг, дружков, на которых опирался во властвовании. собралась вместе и после сытного обеда, кто сидел, кто развалился на траве. Мужики, разморённые негромко о чём-то, разговаривали. Атаман тут же валялся в траве и ковыряя в зубах травиной, хмуро глядел в сторону надвигающихся черных туч. Наверное, думал о наползающей буре и понимая, что время ещё немножко есть, до того, как придётся прятаться в шалаши, мощно и с каким-то наслаждением втягивал носом посвежевший воздух. О чём он тогда думал? Да, какая разница. Мужики, что вокруг отдыхали, не пацаны зелёные, здоровые и закалённые жизнью, как один искусные звероловы. Вроде бы и глаз намётан и нюх не потеряли, но только на этот раз подвела их охотничья чуйка, вместе с ними обожравшаяся от пуза, да где-то в траве рядом прикорнувшая. Не почуяли звероловы зверя на атаке, налетевшего стрелой смертоносной супротив ветра, крепчающего от подходящей с другой стороны бури. Крики ужаса, ругань, вопли страха и отчаяния, вперемешку с матом [8] Мат — «профессиональный жаргон» матёрых баб, иногда большух (ругаться по матери). Никому кроме высшей касты бабьего царства ругаться на этом языке категорически запрещалось. За это матёрая имела полное право лишить любую бабу жизни. разлились по степи и тут же захлебнулись в громовом раскате звериного гула. Огромные чёрные твари налетели как вихрь и втоптали людей в землю, перемешав их остатки с остатками догорающего костра. Зверьё закружилось в безумном смерче, разбрасывая остатки тел и размазывая кровь по степной траве, перемешивая всё это в единую отвратительную массу. Снесли шалаши, собранные из веток и застеленные туровыми шкурами. Это всё тоже перемололи с травой. Поднимаемая зверем пыль, тут же относилась, усилившимся ветром. Вместе с отлетающими облаками пыли, отлетали и жизни людей, так не вовремя попавшие в это место и в это время. Вот так, звероловы, всю жизнь убивавшие зверя, зверем и были убиты. Но звери не остановились на этом. Ещё немного покружив, они вновь выстроились в свой боевой порядок и клин рванул дальше. Видно не хватило крови, не насытилась стая, заостряя свой степной разлёт, нацеленный на очередную жертву. Черные, лоснящиеся тела хищников, ползущее мрачно серое облако пыли за ними и гул внутренностей земли, всё это покатилось к новой уже обречённой жертве…