Борис Тумасов - Земля незнаемая

Поздней осенью 6528 лета [115] 1020 год. с верховий Днепра спускались к Киеву лёгкая, похожая на чайку ладья и варяжский дракар. Остроносая новгородская расшива [116] Расшива — большое деревянное парусное судно с острым носом и кормой. под Ярославовым стягом бежала резво, играючи, и тяжёлое свейское судно, выставив позолоченную голову морского чудовища, едва поспевало за ней.

Когда ладья отдалялась слишком далеко, на дракаре гудел серебряный рожок и налегали на весла.

Днепр то причудливо извивался, то голубой лентой натягивался, как тетива лука.

Чем дальше вниз, тем шире расступались берега, обрывистые и пологие, заросшие лесом, и луга, залитые весенней водой, с молодым камышом и сочным чаканом.

Когда на дракаре трубил рожок, с плёсов снимались стаи диких уток, гусей и другой перелётной птицы.

На ночёвках ладья и дракар приставали к берегу, и гридни отправлялись на охоту. Они ворочались вскорости. Кузьма со свевами едва успевали развести костры. Воины жарили на вертелах дичь и рассказывали о городах и землях, в каких кому доводилось бывать. Заводили речь и о Киеве, хвалили его красоту. А спозаранку, ещё стлался над водой молочный туман, поднимали паруса.

К исходу мая, что на Руси травнем-цветеньем кличут, подходил конец странствований мореходов. С нетерпением ждали они того часа. Год минул, как из дому.

Пробрался Кузьма к носу ладьи, даль очами шарит!.. Рядом княгиня Ирина застыла в молчании. Оперлась о борт, задумалась. Нравится ей Новгород, каким-то Киев окажется? Правда, и в Новгороде была она слишком мало. Шестое лето прошло, как привезли её на Русь. Уже три сына родилось, а всё больше одна в Ладоге прожила, с Ярославом в редкие его наезды виделись…

В одиночестве сердце Ирины не может забыть и отцовский бревенчатый дворец, и тихий плеск холодных волн в фиордах, и упландского ярла Олафа, и песни скальдов…

Весело бежит ладья, торопится вслед за ней дракар…

Тепло пригревает солнце. Ирина ещё с утра скинула парчовый повойник, стоит в расшитом шугае [117] Шугай — суконная или парчовая короткополая кофта с рукавами и отложным воротником, с застёжкой. , и ветер теребит золотые волосы, хлопает над головой льняным парусом.

Далеко, на правом берегу, мелькнул и скрылся верховой дозорный. Кузьма проговорил восхищённо:

— Эк погнал! Вскорости князю Ярославу известно будет, что мы подплываем.

Ирина промолчала.

— Киев, княгиня, рукой подать. За лесом сейчас откроется, — снова сказал Кузьма и вытянул шею.

У Ирины слегка вздрогнули и приподнялись тонкие брови.

— Да вон, вон, гляди! — радостно воскликнул Кузьма. — Вишь?

Гридни взмахнули вёслами, ладья рванулась, понеслась птицей. Вот уже и пристань виднеется, на берег народ сходится, а впереди, у самой кромки воды, Пров.

Издалека разглядел его Кузьма, свесился через борт, сорвал с головы шапку, заорал что есть духу:

— Эгей, Пров, я воротился!

В княжеские хоромы один за другим направлялись думные бояре. День тёплый, но бояре в кафтанах, расшитых узорочьем, воротники в подбородки упираются, шапки дорогого меха высокие, тулья бархатная, идут, на посохи опираются. Инако быть не может, на княжий совет званы.

Сходились думные бояре в гридню послушать, с чем прибыл полоцкий боярин от князя Брячеслава. Рассаживались на лавках по чести, по родовитости, переговаривались:

— О чём просить станет Брячеслав-то?

— Долго не давал о себе знать полоцкий князь!

— Услышим, услышим!..

Вошёл Ярослав, поклонился боярам, проследовал через всю гридню, где в дальней стороне на возвышении стояло княжье кресло, уселся. Чуть ссутулился, спросил громко:

— Готовы ли бояре-советчики полоцкого паведщика слушати?

— Готовы! — нестройно ответили бояре.

— Тогда пусть войдёт он! — сказал Ярослав, и ведавший посольскими делами боярин отворил дверь.

Полоцкий боярин, что жердь, прямой и худой, вошёл странно, отвесил поклон сначала князю, потом по сторонам боярам думным, заговорил скрипучим голосом:

— Бьёт те, княже Ярослав, челом князь наш Брячеслав. Нищает княжество Полоцкое, скудеет скотница…

Думные бояре заелозили на лавках. Боярин Герасим бороду на плечо соседу положил, шепчет в ухо:

— Боярин-то вымогатель…

— По всему видно, — загудел ответно сосед.

Полоцкий боярин на шумок внимания не обращает, дальше речь ведёт:

— Просит тя, князь Ярослав, наш князь Брячеслав землицы к княжеству Полоцкому прирезать, не дай ему захиреть…

Ярослав глаза уставил на боярина, пальцами по подлокотнику постукивает, а сам думает: «Брячеслав-то внук Рогнеды и Владимира, одна кровь…»

Но тут на мысль иное пришло. Небось как Святополк его, Ярослава, донимал, Брячеслав не встал на защиту, а теперь боярина прислал, просит. Неожиданно оборвал полоцкого боярина, сказал:

— Отчего же чахнуть княжеству Полоцкому? Стоите вы на пути торговом: Двиною в море Варяжское, Днепром, по Греческому пути, в Византию. Ни Киев вам, ни Новгород не чинят препон, так отчего хиреет скотница полоцкая?.. Нет, стол, что наследовал князь Брячеслав, ширить не стану, так и передай племяннику моему…

Думные бояре зашумели одобрительно. Полоцкий паведщик развёл сокрушённо руками:

— Почто обижаешь, князь Ярослав, ведь не мало у тя городов и веси твои обильны…

— Как сказал, так и быть по тому, — поднялся Ярослав и, расправив плечи, ступил с помоста.

Следом поднялись бояре, застучали посохами по деревянному полу.

— Истинно так!

— По разуму!

Полоцкий боярин обидчиво поджал губы, поклонился достойно и гордо покинул гридню.

Ирина едва-едва лик умыла, а проворная гречанка-массажистка румяна наложила, как в опочивальню ворвалась давняя княгинина прислужница Хелга, бухнулась в ноги, выпалила скороговоркой:

— Княгиня-голубушка, прости за позднее каяние, Ярл Эдмунд со товарищами Киев покидает без княжьей воли.

— Ах, ах! — заахали сенные боярыни и даже одевать княгиню перестали.

Ирина прищурилась, спросила строго:

— Чего плетёшь несусветное?

— Ох, верно, княгиня-голубушка, — всплеснула ладошками Хелга. — Ярл Эдмунд сам мне о том поведал ещё вчерашнего вечера, да я те не сказала, час поздний был. А ноне сама видала, как они к дракару отправились. Коли не веришь, сходи погляди своими очами.

— Не сказывал ли Эдмунд, куда надумал увести свевов? — перебила её Ирина.

— В Полоцк, княгиня-голубушка, к князю Брячеславу!

— Беги к князю Ярославу, скажи обо всём да передай, что я задержу Эдмунда, коли поспею! — уже вслед Хелге прокричала Ирина.

Накинув на голову лёгкий платок, Ирина заторопилась на пристань. Шла, не замечая никого, на поклон воротних гридней не ответила.