Дмитрий Барчук - Александрия-2

Пятнадцать лет своей жизни отдал Константин Павлович Польше. Разные это были годы. При нем моя страна получила хоть урезанную, но конституцию. Чего до сих пор нет в России. Стал заседать сейм. В честь его открытия даже приезжал в Варшаву Александр I и выступал перед депутатами. С Константином мы пережили и скоропостижную кончину благословенного императора, и восстание декабристов, и первые николаевские судилища.

Но одно я знаю твердо: свое личное счастье цесаревич обрел в Польше и не променял его даже на корону великой империи. Кто из нынешних правителей способен на такое?

– А вы были знакомы с его женой? – не удержавшись, спросил старец хозяина.

– Мне ль не знать! Я ведь, уважаемый Федор Кузьмич, одно время даже служил личным адъютантом великого князя после ареста Михаила Лунина за связь с декабристами и жил со всей его семьей под одной крышей в Бельведерском дворце. Так что и с блистательной Иоанной Грудзинской – княгиней Лович, и с незаконнорожденным сыном великого князя и Жозефины Фридерикс Павлом я знаком лично. Мне не раз доводилось обедать в кругу этого замечательного семейства.

– Неужели она была столь красива, что можно было потерять голову?

– Просто очаровательна. Если бы вы, Федор Кузьмич, сами по молодости взглянули в бездонные, темно-синие глаза этой ослепительной женщины, наверняка не устояли бы перед ее чарами. Великий князь рассказывал мне, что однажды, будучи еще совсем молодым человеком, он без ума влюбился в одну польку – Жаннету Четвертинскую. Но тогда его мать и брат-император настояли на разрыве, а бедную девушку скоропалительно выдали замуж. Хотя сам Александр так пленился ее сестрой Марией, что даже ее замужество за князем Нарышкиным не удержало царя от романа, который, говорят, продлился пятнадцать лет. Вот какими красивыми бывают молоденькие польки, что даже цари теряют от них рассудок!

Встретив девушку, похожую на свою первую любовь, великий князь уже не смог устоять. К тому же его первая жена Анна не захотела переезжать к мужу в Варшаву, хотя он и ездил к ней в Кобург после своего назначения, пытался уговорить попробовать все начать сначала. Но она предпочла развод. Родственники в Петербурге уговаривали Константина попытать счастья во второй раз с какой-нибудь немецкой принцессой, но его высочество был непреклонен. С вашего позволения, я выпью еще стаканчик?

Федор Кузьмич согласно кивнул головой. В мыслях он уже был далеко отсюда. Собеседник, крякнув, выпил и продолжил рассказ. Он на самом деле был хорошо осведомлен. Старец внимательно слушал его и только утвердительно покачивал своей длинной седой бородой.

– Хватит с меня немецких принцесс! Увольте! Я сыт ими по горло. Больше я никогда не поступлю вопреки зову моего сердца. Так матушке и передайте, дорогой брат. Хотите вы того или нет, но я все равно женюсь на Иоанне Грудзинской!

В таком тоне Константин еще никогда не разговаривал с царем. Да, он был вспыльчив, как и его отец Павел I, но грубил, как правило, подчиненным, зависимым от него людям. Но чтобы так – открыто и дерзко – выступить против воли императора и матери, такого еще не бывало.

Александр даже опешил немного от такого напора. Они стояли друг против друга – два брата: царь и цесаревич – в кабинете главнокомандующего Литовским корпусом в Брюлевском дворце в Варшаве.

Император только что выступил на заседании сейма, затем осмотрел полки и остался очень доволен. И вдруг брат вылил на него ушат ледяной воды. Константин и прежде заговаривал о свадьбе, но Александр тогда не придал его словам значения: ведь у него было столько влюбленностей!

– Государь! Брат мой! – сменил интонацию великий князь, он уже не ставил ультиматум, а просил, умолял: – Бог поразил мое сердце любовью. Чистая и светлая девичья душа полюбила меня. Я не могу просто совратить ее, обмануть ее доверие. Разреши, государь!

Константин упал на колени.

– Полно, брат. Хватит. Пожалуйста, встань, – смущенный Александр поднял его.

Глаза цесаревича были полны слез. Всхлипывая, он продолжал убеждать императора:

– Я не хочу повторить твою судьбу. Не хочу провести остаток своей жизни с той, которая ненавистна мне, а я – ей. Только из‑за каких-то выдуманных приличий.

– Но такова незавидная участь царей! – задумчиво произнес Александр. – В нашем роду еще никто не женился по собственному выбору и по любви. Ты хочешь быть первым?

– Кто-то же должен отважиться и подать пример!

– Но первому всегда достаются главные трудности.

– Я их не боюсь. С любимой я даже отправлюсь в самую далекую ссылку, хоть в Сибирь.

– Хорошо, – согласился царь. – Я отправлю твое дело в Синод и попробую уговорить матушку.

Но прошло почти два года, пока вдовствующая императрица Мария Федоровна согласилась выслушать своего непутевого сына.

Наконец от Александра пришло долгожданное письмо, в котором он вызывал брата в Санкт-Петербург, наказав захватить с собой портрет его избранницы.

Мария Федоровна, еще более постаревшая и располневшая, встретила Константина прохладно.

– Вы никогда не были благоразумны, мой дорогой сын. Вы не оправдали моих надежд и очень огорчили меня. Но я вынуждена была согласиться с доводами государя, вашего брата…

Цесаревич рухнул к ее ногам и стал благодарить:

– Простите меня за все огорчения, которые я вам причинил. Я знал, что ваше любящее сердце поймет меня…

– Вам, безусловно, следовало выбрать себе жену из рода, достойного вас. Но вы не послушались моего совета и свою судьбу ломаете сами. Ваш выбор хорош, но лишь для частного лица. На вашу свадьбу я не отпущу никого из царствующей семьи.

Константин, будто не слыша материнских укоров, продолжал осыпать ее словами благодарности за благословение.

Переполняемый свалившимся на него счастьем, он не помнил, как брат поднял его с пола и вывел из материнских покоев.

– Синод расторгнул твой брак с Анной Федоровной, – поведал ему Александр. – Ты вправе жениться во второй раз.

Цесаревич снова рассыпался словами благодарности, теперь уже перед братом.

– Однако матушка дала свое согласие на твой брак с Грудзинской, потребовав очень дорогую цену, – в голосе императора зазвучал металл. – Сначала ты должен подписать документ о своем отречении от трона, а я – издать специальный манифест на будущее – о том, что дети, рожденные в подобных браках, не имеют права наследования престола.

Однако на Константина слова царя произвели совсем другое впечатление. Он равнодушно пожал плечами и спросил:

– Какую бумагу мне надобно подписать?

Император, пораженный подобным легкомыслием, еще раз напомнил Константину:

– Ты должен сам написать свое отречение. Ты хорошо подумал, брат?