Дмитрий Барчук - Александрия-2

В университете она влюбилась без памяти в своего сокурсника и выскочила замуж. Вся ее родня была против этого брака. Ее избранник, хотя и происходил из хорошей семьи (мама – профессор, папа – крупный партийный работник), но по национальности был грузин, и родители его жили в Тбилиси. Надо сказать, они тоже не очень-то одобряли выбор сына. Но любовь, как говорится, зла… К тому же Аня была уже на четвертом месяце беременности, поэтому какие-либо уговоры повременить с женитьбой запоздали.

Получив дипломы, молодые юристы вместе с двухлетней дочкой Сонечкой уехали жить и работать в Тбилиси. Томаз, так звали Аниного мужа, с помощью отца устроился в республиканское Министерство внутренних дел, а Аня – в адвокатуру.

Им дали трехкомнатную квартиру в новом доме. Родители помогли ее меблировать. Молодая хозяйка изо всех сил старалась создать в ней уют. «Теплое гнездышко», «моя крепость», «убежище» – так она называла свое детище. Но сколько Аня ни старалась, муж приходил с работы все позже и позже, и очень часто навеселе.

– Как ты не понимаешь, женщина! – кричал он на нее, когда она пыталась делать ему замечания. – У нас такой обычай в Грузии: после работы мы выпиваем с друзьями. Почему я не могу посидеть за столом с дорогими людьми и выпить стакан вина? Я что теперь навечно привязан к твоей юбке?

От былого нежного и обаятельного ухажера в нем не осталось ровным счетом ничего. А от страстного и темпераментного любовника – тем более. На пятый год своего замужества Анна Сергеевна поняла, что ошиблась в выборе спутника жизни.

А тут еще накалилась политическая ситуация в республике. После разгона советскими солдатами мирной демонстрации, когда в ход пошли дубинки и саперные лопатки, на всех русских в грузинской столице местные жители стали смотреть, как на оккупантов. В глаза ей, правда, об этом никто не говорил, но отношение к ней изменилось. Она каждый день покупала на рынке молоко, творог и сметану у одного и того же торговца – старика-кахетинца. Раньше он всегда интересовался ее здоровьем и неизменно улыбался ей своим беззубым ртом. А теперь просто брал у нее смятые купюры и, не считая, совал их в свой карман, подавая выбранные продукты в абсолютном молчании. Словно язык проглотил. Соседки во дворе тоже замолкали при ее появлении. В коллегии адвокатов ей стали распределять такие дела, за которые не брались грузины. Некоторые даже демонстративно разговаривали с ней только на грузинском языке, в котором она многих слов не понимала.

Но это еще были цветочки. Ягодки поспели после неудавшегося путча ГКЧП в Москве в августе 1991 года. Приход к власти в Грузии Звиада Гамсахурдиа поставил крест на карьере ее свекра и мужа. Более того, новый демократически избранный президент начал уголовное преследование обоих мужчин. Томазу и его отцу удалось бежать в Батуми и найти защиту у аджарского лидера Аслана Абашидзе.

Жену и дочь беглый милицейский начальник с собой не взял. Из адвокатуры ее выгнали за незнание языка. Как она с маленькой дочкой прожила зиму в холодной квартире, без каких-либо средств к существованию, Анна Сергеевна сейчас уже не представляет. Однако с той поры в ее подсознание навсегда поселился животный страх еще раз когда-нибудь потерять работу. Этого она в своей жизни больше не вынесла бы.

Весной 1992 года она вернулась в Москву. Мать прописала дочку и внучку по прежнему их месту жительства, то есть в своей квартире. Благо тогда паспортно-визовая служба не лютовала, как сейчас. Помедля с возвращением еще год, Анна Сергеевна, скорее всего, навсегда лишилась бы возможности получить российское гражданство.

Самойловы никогда не испытывали особой тяги к деньгам. В их семье почитались другие ценности: уважение и признание коллег, честное имя, образованность и широкий кругозор. Бывало, когда дед еще был жив, они собирались все вместе – три поколения юристов – и спорили до хрипоты, обсуждая какую-нибудь правовую проблему. Особой гордостью в семействе судей считалось отсутствие отмены решений. Недовольная сторона зачастую обжаловала вердикт в суде вышестоящей инстанции и, случалось, добивалась отмены предыдущего решения. Дед гордился, что за почти сорок лет его судейской практики, у него было меньше двадцати отмен. Мать не могла похвастать такой ювелирной работой. Отмены ее решений случались чаще, но все же были очень редки, и на квалификационной коллегии она всегда легко подтверждала свою профессиональную пригодность.

Но, оказавшись снова в Москве, Анна Сергеевна не узнавала родной город. Понятия «долг», «честь», «достоинство» ушли далеко, на второй-третий план, а наружу вылезли неприкрытая жажда наживы и стяжательство. Но делать было нечего, надо было как-то выживать.

С горем пополам ей удалось устроиться в московскую коллегию адвокатов. Подруга матери Эстера Хаимовна, устав от сюрпризов очередной русской революции, решила уехать к родне в Израиль. Освобождалось место в коллегии, и тетя Эста порекомендовала на него Анечку.

Хотя адвокатская практика и приносила относительно неплохой доход, но Анна Сергеевна все равно чувствовала, что это не ее призвание. Наработав пятилетний стаж, она сразу же сдала квалификационный экзамен на статус судьи и стала ждать, когда коллегия порекомендует ее на какую-нибудь вакантную должность.

Место освободилось в Мещанском районном суде.

Десять лет прошли быстро. Изо дня в день Анна Сергеевна приходила на работу в суд к восьми, а то и к семи часам утра и по вечерам засиживалась над делами допоздна. Дед мог бы по праву гордиться своей внучкой: за десять лет ее судейской практики не было ни одного пересмотра вынесенного ею приговора по уголовным делам и считанные единицы отмененных решений по гражданским. Госпожа Самойлова имела репутацию справедливого, принципиального и – главное – неподкупного судьи.

Она не щеголяла в дорогих нарядах, не носила драгоценностей, на работу ездила на трехлетней корейской легковушке Daewoo Nexia и жила с матерью и дочерью в полученной еще дедом старой трехкомнатной квартире в сталинском доме.

Поэтому, когда в их суд поступило дело банкира Журавлева, председатель вызвал Анну Сергеевну в свой кабинет и, протянув ей пухлый том, сказал очень серьезно:

– Вот, принимайте. Остальные двести томов работники прокуратуры завезут к вам в кабинет. Но учтите, коллега, дело это – очень даже не простое. На кону стоят очень большие деньги. Возможности сторон – чуть ли не безграничные. Поэтому приготовьтесь к давлению и со стороны обвинения, и со стороны защиты. Ваша задача – строго следовать букве закона. От остальных дел я вас освобождаю, занимайтесь только этим. Но вердикт должен быть безукоризненным, чтобы комар носа не подточил.