Иван Лукаш - Граф Калиостро

-- А ты слушай меня, да пиши, -- отвечал прадед.

Крошечный кавалер запросто ходил по моему столу, сбивал на пол бумаги, задевал маленькой шпагой пепельницу. Он присаживался на раскрытую коробку с папиросами. Я курю немецкие: они дурны, без сомнения. И прадед очень сердился, что я курю горелое сено.

И никак не верил он мне, что Российской Империи, Восьмого Капитула Держав Масонских, больше нет и в помине. Тогда с горечью и гневными слезами я рассказал ему все...

Лицо милого гостя замигало, потускнело, послышался тонкий крик.

-- Калиостр, Калиостр!

Я взглянул на чернильницу, а прадеда там нет, посмотрел на портрет, опустевший за эти ночи, а портрет на моих глазах закачался, опрокинулся, и со стола об пол -- щелк.

Мне только осталось подбирать осколки эмали.

-- Что вас потрясло, прадед, что испугало? Не Калиостро ли, у которого тысячи темных шаманских прозвищ? Прошу прощения вашего, но подобного малодушия я не ждал. Ведь Елагин дал вам в свое время верный совет -- держи сердце веселым и чистым, выше всех комедий земли. Что бы вам посмеяться над Калиостро, а вы избрали трагическую роль. И если верно, что история человечества есть глупая история обманщика Калиостро, -- что же, это еще смешнее, еще...

Окна на заднем берлинском дворе плачут дождем.

Ветер гоняет холодный дым над каменным сараем...

Подумаешь, -- какая трагедия, -- и задний двор, и дождь, и ветер.

А все равно -- философский камень у нас! Черный пугало Калиостро, великий и несчастный обманщик, никогда его не отыщет...

Вы, прадед, напрасно прыгали со стола. Ведь сами же вы и нашли камень мудрости. И право, посмеялись бы вы в ту зловещую ночь, когда Калиостро путал вас, издевался над вами, играл вашей шпагой, -- посмеялись бы вы над ним так же полно и светло, как смеялись тогда, -- помните, на заре, -- свесив в окно вашу рыжую голову.

Теперь мы умеем смеяться над обманами.

А камень мудрости, философский камень, -- ему имя любовь, -- мы сбережем всюду, и на задних берлинских дворах.