Александр Войлошников - Пятая печать. Том 1

— Та-ак… — продолжаю я, ободренный поддержкой Виктора. — А в КОНР — Комитет Освобождения Народов России под командованием генерала Краснова — входили национальные легионы: Грузинский, Армянский, Калмыцкий, Прибалтийский, Белорусский… и так далее — по числу членов «дружной семьи народов СССР»! Не было там только Украины, потому что Украина имела УПА — Украинскую Повстанческую Армию, да еще ОУН — Организацию Украинских Националистов!

Да! А ведь был и белоэмигрантский корпус Рогожина! И едва ли был он один — я ведь знаю не все. Да!! А казаки?!? Казачий корпус генерала Даманова из «Казачьего стана» в Италии… Пятнадцатый кавалерийский казачий корпус… А сколько их было до пятнадцатого и после?!!.. Да! А как назывались те казачьи корпуса и дивизии под командованием генерала Шкуро, которые двадцать лет стояли в разных странах Европы, дожидаясь своего часа?

По самым скромным предположениям, была в Европе не одна сотня тысяч лихих казаков: Кубанских, Донских, Терских, для которых война с Советским Союзом была долгожданным праздником возвращения на родину! Двадцать лет ждали казаки этого часа!!.. Да что казачки… им на роду написано — умирать на чужбине за родную землю.

А в КОНРе и авиация была!.. «Сталинские соколы» перелетали на сторону немцев! И не только в первые месяцы войны, но и в последние! Перелетали, чтобы выплеснуть этим поступком ненависть и презрение к советскому народу! А как был тщателен отбор курсантов в летные училища! Не по здоровью, а по характеристике из НКВД. За каждую рекомендацию гебисты головами отвечали!

Рассеянно помахивая огоньком на кончике прутика, я молчу, вспоминая о зависти к курсантам престижных школ ВВС, куда перед войной набирали подростков моего возраста. И как я мечтал быть летчиком! Но какая пропасть отделяла меня, вора, с клеймом «чес», от них — чистеньких, спортивно подтянутых курсантиков в военной форме с небесно голубыми петличками, в которых сияли заветные крылышки с пропеллером! А как обидно, когда заветная мечта сбывается… но не у тебя! Неужели среди них, небожителей, были такие, как я, — ненавидящие СССР?!!

— Да неужели же, — возмущенно звенит голосочек Светы, — полтора миллиона красноармейцев, стали немецкими солдатами?!!..

— Хм… — хмыкает Виктор, — полтора — это в вермахте и в первые дни войны! А потом — два только в вермахте! Да еще миллион — в РОА. Были и другие формирования в немецкой армии, вроде наших стройбатов. Назывались ТОДТ. И там еще не менее миллиона русских солдат кантовалось… из тех, кто воевать не хотел. А в вермахт и в РОА не каждого брали… отбор был по здоровью и политической характеристике.

И роты, батальоны, полки из русских солдат, воевавших плечом к плечу с немецкими, зарекомендовали себя как самые отважные в немецкой армии! Надежнее СС! А первым русским батальоном в немецкой армии был батальон капитана Смысловского, который в полном составе вступил в бой в первую минуту после начала войны! Как были, в советской форме, так и пошли, всем батальоном, в штыковую атаку на погранзаставу, задыхаясь от ненависти при виде ненавистных каждому русскому синих фуражек НКВД на пограничниках! А так как это был не единственный случай, когда русские солдаты от ненависти и стрелять в пограничников не хотели, а кололи их штыками и забивали прикладами, то распустили мозгодуи легенду о батальонах немецких десантников из особенных, «свирепых и кровожадных» солдат в красноармейской форме, но матерящихся по-русски.

Если называть «движения» и «почины» именами первых, надо назвать это «народное движение» не власовским, а смысловским! Ведь движение действительно было более массовое, чем стахановское… Два миллиона в вермахте! И это без РОА, казаков, белоэмигрантов… А если прибавить сотни тысяч полицаев…

— Вот это — не надо! — перебиваю я Виктора и с досадой швыряю в огонь обгорелый прутик. — Нельзя суммировать солдат с полицаями! Кто шел в полицию? Коммунисты! Охотно брали немцы в полицию чекистов! Чекист — самая почетная из советских профессий! «Каждый советский человек — чекист!» — изрек Берия. Ценили немцы чекистов за их садизм и их псовую безжалостность! «Враги сожгли родную хату…» — есть такая по-дурацки слезливая песня. А эти «враги» сегодня советскими наградами увешаны, как рождественские елки!

Только в партизанской армии генерала НКВД Ковпака было несколько «карательных» отрядов для уничтожения мирного населения. Они переодевались то в форму УПА, то — поляков, то — немцев… А те, кто в вермахт шел, — на смерть шли! Нельзя в одну кучу валить шкурников чекистов и коммунистов с бесстрашными, бескорыстными героями — смысловцами и вла…

— Да как можно!.. — перебивает меня возмущенный Жора, — Как можно со смысловцами… против своего народа, своей Родины! Да, коммунисты — дерьмо! Но родина — Россия! Язык и мысли — свои, русские!! А те — чужие… немцы… фашисты… Враги! Умирать за немцев?!!! А ты да Витя… что вы — не русские?!! С ума посходили?! Кем восхищаетесь?!!!..

Жора говорит, говорит… сбивчиво, гневно! Я его понимаю, а он меня и не слышит. Будто за кирпичной стенкой. Как объясню я ему то, что для меня очевидно! Именно Жоре, который кричит во сне, когда снятся ему черные кресты на крыльях немецкого самолета, пикирующего на самоходную баржу посреди Ладоги, полную детей, блокадных сирот, умиравших от голода. Жоре, который, просыпается от того, что снятся ему леденящие кровь объятия окоченевших рук его мамы, отдавшей ему свой хлеб, а с хлебом жизнь… мертвого тела мамы, с которой спал он в одной кровати…

— Жора… дай сказать! — не выдерживаю я. — Меня и тебя разделяет по жизни пятилетка… Ну помолчи же! Эта пятилетка — грань мировоззрения!! Ты из другого детства! В твоем детстве был один враг — немец. Это он отнял у тебя папу, маму, школу, здоровье… и самое ценное — хлеб! Ты из того времени, когда немца уже ненавидели и призыв убить немца звучал и от детсадиковского плакатика «Папа, убей немца!», и от главпоэта СССР холуя Симонова:

Громче и громче читаю я стихи, звучащие как заклинание. И говорю медленно, раздумчиво:

— Власовцы — мои современники. Они из моего довоенного детства, когда слова «Россия» и «Родина» были вражескими, белогвардейскими, потому что «у пролетария нет родины, родина пролетария — весь мир!». На этих словах из букваря мы читать научились! Я из того детства, в котором пацаны верещали от восторга, когда пулеметчица Анка расстреливала из пулемета каппелевцев — русских офицеров… Русских! А сколько репейника порубили мы деревянными шашками, подражая лихому Чапаю, который рубал шашкой головы русским солдатам из русской (!) армии генерала Колчака! Советские были свои, а русские — враги!