Александр Войлошников - Пятая печать. Том 2

Поэтому так неприятны люди, болтающие о чем попало во время удовлетворения двух великих инстинктов: во время процессов еды и размножения. Эти два серьезные в мире занятия требуют от человека наибольшей сосредоточенности и внимания к тому, чем занимается гомо эректус при жрачке и эрекции. Вот когда наступает полный отпад и удовлетворение, вот тогда минуты отдыха может скрасить спокойная беседа из бездумных фразочек не перенапрягающих интеллект, все еще оглушенный праздником плоти. Нормальный гомо сапиенс на голодный желудок думать не может… а на сытый — не хочет!

Человечество зажралось. Обилие еды в нормальном цивилизованном мире принизило первый великий инстинкт — инстинкт питания, опоэтизировав пошлый инстинкт размножения, или по бытовухе траханья. Но первая же военная голодовочка, просто недоедание, сразу все расставила по местам. И мы, пятнадцатилетние ремеслушники, не отягощенные чрезмерной образованностью, усекли величие инстинкта питания, без удовлетворения которого инстинкт размножения чахнет, либо принимает извращенно платоническую форму любования сугробами. И хотя не изучали мы правила хорошего тона кроманьонцев, но заговорили мы по этикету палеолита только после отпада от трапезы.

— Люблю повеселиться, особенно — пожрать…

— Чо-то, ребя, понимашш, обратно жарковато… растворить бы окошечко?

— Нишкни… береженого бог бережет.

— А не береженого конвой стережет… Фактура!

— Терпи. Лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма.

— Ешь — потей, работай — мерзни! — народная мудрость.

— Народ дурное не посоветует: лучше переест, чем недоспит.

— Вышли мы все из народа…

— По нужде вышли, а не погулять… а как обратно в народ зайти, позабы-ыли, ёшь твою мать!

Неизвестно, сколько бы еще продолжалась такая салонная беседа, не утруждающая сообразиловку, если б Серегу не потащило по конкретной философии:

— …а если бы кончали Рекса якрюком повязаного, как Санька придумал, фиг был бы он таким вкусным… Фактура! Вроде барашка… Современные охотнички — умора! И на зайца с ружьем ходят! Позорники! А тут — честное сафари! Только один ход в охоте я не усек: почему Рекс в Саньку был такой влюбленный? Я же, я на пути у него стоял! А он мимо профинтилил… и чем я ему не поглянулся? А-а! Санька без шапки стоял на карачках под забором! Неужто собаки на красное бросаются? Как бык на красный плащ тореадора!..

— Теперь-то и я секу, пошто ты Саньку для страховки выбрал! — хохмит Колян и все лениво хихикают, чтобы не побеспокоить процесс пищеварения. А я слушаю приколы насчет моей неординарной масти, да еще при Нинке, и закипаю от ревности и раздражения на легкомыслие Сереги.

— Тоже мне — тореро, кабальеро! — ворчу я сердито. — А ежели бы я не наколол Рекса?! Кто бы из нас троих был вкусней??! Вон шкура-броня! В такой шкуре, как в танке! А хребет и башку этот сукин сын фиг подставит — шустрый! А почему бобик сиганул на меня? Это только Рекс сказал бы… уж тут-то — собачья пси-хо-логия! Это не хухры-мухры, а наука!

— Где уж нам уж, ремеслухе, до психической науки! — сердито перебивает Колян, вспомнив про якрюк: — Где уж… Но Нинка тормозит перепалку, передразнивая Коляна скороговорочкой:

— Где уж нам уж выйти взамуж, я уж вам уж так уж дам уж…

Все осторожно смеются, с учетом перегрузки желудков. И я тоже. Трудно сердится, когда кормозаправники наполнены под завязку. Если бы владыки мира не морили себя диетами, а жрали до отрыжки — в мире всегда царили бы мир и покой!

Выпав из восторгов чревоугодия, мы приступаем к дележу того, что осталось. С общего согласия кости, потроха и часть мяса отдаем Толяну и Коляну, на супы для их младших братиков, часть мяса и жир оставляем Нинке для ее сестренок, потому как этих шмакадявок, заморенных научным распределением, спасти может только целебное собачье мясо и жир. Ничто другое не поможет, и спасет девчонок только этот пес, откормленный украденным у нас мясом! Прав был честный вор-марксист Валет: «Честное воровство — не преступление, а перераспределение общественного продукта, украденного богатыми жлобами у людей благородных, честных, а потому бедных».

Любое богатство — это вопиющая несправедливость, ибо оно подло наворовано у бедняков. Прибавочная стоимость — вот самое подлое воровство! Так сказал не только Маркс, но и в Новом Завете брат Христа Иаков, проклиная богачей:

плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет(Иак.5:4).

И прав Иисус Христос, говоривший еще до Карла Маркса, что богатство само по себе безнравственно, а поэтому должно быть отобрано у богатых и роздано беднякам.

Приобретайте себе друзей богатством неправедным ! (Лк.16:9) —

призывал Иисус Христос в Притче о неверном управителе, который раздавал богатство своего хозяина. Раздавайте друзьям все, что отнимите или украдете у богачей! Чтобы неправедное богатство послужило не ожиревшим панасюкам, а голодным детям, болеющим чахоткой, потому что это панасюки, богатея, обкрадывают детей, загоняя их в чахотку!

Проводят в жизнь законы Иисуса Христа не подлые и лживые попы, а благородные и честные Ермаки и Робин Гуды, Стеньки Разины и Эрики Рыжие, которые приводят эти законы к общему знаменателю с ленинскими словами: «Экспроприируй экспроприированное!». Потому-то, как сказано в Новом Завете, первым человеком, который пошел в рай вместе с Христом, был не вонючий святоша, в нестираных кальсонах, а благородный урка — кит мокрого гранта — бравший богачей за храп!

И сказал ему(разбойнику) Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк.23:43).

Ибо нет дела почетнее и богоугоднее, чем очищать мир от богатых! И все мы: Колян, Толян, Серега, Нинка и я — как и подобает людям, сделавшим рисковую, но полезную для честных людей работу, испытываем чувство гордости от того, что справедливо перераспределили общественный продукт — Рекса, зажравшегося нашим мясом. И плевать, как смотрит на это юриспруденция, которая по-холуйски служит начальству и богачам, защищая негодяев от возмездия. Мы, ремеслуха, в этом разобрались, в отличие от наивного отца Фернана, говорившего будущему графу Монте-Кристо:

Пути правосудия темны и загадочны, в них трудно разобраться…

Это французикам, замороченным дурным гуманизмом, трудно. А в России — запросто! Мои исторические предки, казаки, без заморочек разбирались с правосудием! Весело развешивали на крюках живьем, как свиней, туши подлых лихоимцев — царских судей! И костерок под пятками разводили, чтобы не скучно им было висеть. А те даже приплясывали…

А с Рексом у меня честный расчет: он мое мясо сожрал, а я его мясо съел! Значит, — квиты!