Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 1

– Подожди, – взяв ее за руку, Оэлун склонила голову, обдумывая ее слова. – Подожди, ты говоришь, дети Хутулы радовались, ладно, я их знаю, они не любили Есугея. Но ведь не все братья… Подумай хорошо, ведь ты в ответе за свои слова.

Оэлун испытующе и требовательно посмотрела на Шазгай, и та, почувствовав, что выболтала лишнее, виновато забегала глазами.

– Сестра Оэлун, дурной у меня язык, не знает, что говорит… – испуганно замахала она руками, тут же отрекаясь от своих слов. – Не все плохие, не все… брат Хутугта хороший человек, Бури Бухэ, Ехэ Цэрэн, Даритай, родной брат, да и другие есть… Но про детей Хутулы я точно знаю…

Она еще поговорила немного и, видя, что Оэлун не слушает, засобиралась. Перед уходом, обернувшись от двери, умоляюще прижала руки к груди.

– Сестра Оэлун, ты уж не говори никому о том, что я тут наболтала, – она скривила лицо, готовая расплакаться, – это язык мой виноват… ведь Даритай меня убьет… без слов голову отрубит, если узнает…

Та лишь махнула рукой и Шазгай, успокоенно шмыгая носом, вышла.

Ошеломленная новостью, Оэлун сидела перед очагом, забыв убрать со стола архи, тяжело и трудно перемалывала в мыслях новую напасть. Тэмулун ползала у сундуков, невнятно бормоча свое, играя разбросанными кусками лосиных шкур.

Оэлун впервые столкнулась с тем, что смерть Есугея могла быть кому-то в радость.

«Не нужно иметь ум особенный, – медленно думала она, – чтобы понимать, что радоваться смерти человека могут только смертельные враги. А они опасны и для потомства…».

Оэлун теперь начинала понемногу осознавать, что почва под ней в этом племени, которое она давно привыкла считать своим, на самом деле зыбкая и, может быть, таит для нее немало ловушек. А ведь еще только вчера, обдумывая свое положение, она благодарила судьбу за то, что живет среди сильных и богатых людей, что, лишившись мужа, не останется без защиты, что братья Есугея не дадут пропасть его детям. И вдруг разом открылось ей, что она стоит рядом с пропастью и тешит себя пустыми надеждами в то время, когда нужно собраться с силами и готовиться к защите детей. От кого защищать их, она не знала, да и не думала, но в ней понемногу просыпалось звериное чутье ощененной волчицы, заставляющее вслушиваться и всматриваться вокруг, угадывать во всех, кто стоит рядом, истинное нутро.

На другое утро Оэлун, выпроводив сыновей, снова взялась было за шитье, и снова ей пришлось отложить: на этот раз заявился сам Даритай. Вороватым взглядом окинул он юрту и, убедившись, что кроме хозяйки никого нет, ласково улыбнулся:

– Все ли у вас благополучно?

– Слава западным богам, – рассеянно ответила Оэлун и, приколов костяную иглу к мотку сухожилий, встала. – Проходите на хоймор, младший брат…

Выставляя на стол корытце с вчерашней холодной бараниной и малый туесок арзы, она выжидающе присматривалась к гостю. Даритай на этот раз был принаряжен, шапка из белого войлока была оторочена выдрой, стянутые на затылке волосы блестели черным маслом. Бегающие с места на место глаза, прикрытые опущенными веками, отчетливо выдавали его беспокойство, и Оэлун поняла, что гость пришел не просто проведать ее.

Даритай одним духом выпил полную чашку арзы, посидел немного и, поглядывая в сторону, заговорил:

– Недавно мне приснился сон: будто еду я по степи на своем белоноздром жеребце. Еду и вижу, что под горой стоит мой табун без пастуха и вдруг из-за гребня выходят косяки белых кобылиц. И гонит их какой-то человек прямо на моих коней. Я поскакал навстречу, чтобы кони не смешались, кричу тому человеку, чтобы поворачивал своих, и вдруг, смотрю, – Даритай перевел дыхание, вытер выступивший на лбу пот и мельком взглянул на нее. – А это ты, Оэлун… Говоришь мне: пусть они смешиваются и пасутся вместе… И мы с тобой, говоришь, отныне будем вместе… Я проснулся и подумал, что, не иначе, сами боги наслали этот сон, подсказали лучший выход в нашем положении… Выходит, ты должна выйти замуж за меня…

Оэлун еле сдерживалась, чтобы не показать вспыхнувшее вдруг в ней негодование. Молча глядя перед собой, думала: «Видно, сговорились они вместе с Шазгай не давать мне покоя своими нелепыми речами… Вчера та пришла и все мысли мне перемутила, а теперь и этот лезет со своим глупым сном… Мало я претерпела за эти месяцы?.. Добить меня решили?..»

Но, привычная к сдержанности и терпению, она ни лицом, ни одним движением своим не выдала того, что закипало у нее внутри.

Даритай, видно, понял ее молчание по-своему, и пошел напрямик:

– Ты, Оэлун, женщина мудрая и должна знать: улус без мужчины не сможет долго простоять. Кругом враги, все лишь прикидываются друзьями, а сами только о том и думают, как бы что-нибудь отхватить.

«Шазгай вчера такое же говорила, значит, неспроста она завела свой разговор, – чтобы унять вновь нарастающее раздражение, Оэлун незаметно изнутри прикусила нижнюю губу. – По всему видно, сам же он послал ее, чтобы на мысль навела, а теперь пришел, чтобы окончательно уговорить… И про сон так складно придумал. Правду сказал однажды Есугей: с Даритаем надо быть осторожным, хоть и небогат умом, да своими хитростями всякого может в ловушку завести».

– Как, думаешь, воспримет твои слова Есугей, когда он узнает об этом? – Оэлун в первый раз за весь разговор прямо подняла на него свой взгляд.

Даритай поежился, вобрав голову в плечи, невольно покосился по сторонам, будто уже сейчас в юрте стоял брат со своей ременной плетью в руках, но ответ нашел быстро.

– Да брат Есугей только одобрит меня! – выкрикнул он и, воодушевляясь от своей находчивости, уже смело доказывал, как на суде: – Сама подумай: как ты сможешь сохранить бессчетные его табуны и передать детям, когда они повзрослеют? Если тогда при живом Есугее осмелились угнать, то теперь, без хозяина, все ветром развеется. Нойоны уже сейчас облизываются, глядя на такой кусок, и только ради приличия пока не трогают. А пройдет полгода или год, там никто уже не поручится… Ты знаешь, что сейчас говорят нойонам Алтан и его братья? Давайте, говорят, прямо сейчас разделим тот табун, который Есугей привел из последнего набега, мол, мы тоже ему своих нукеров давали. Что им против этого скажешь? Да, этот табун считается общим, и придется отдать. А дальше что будет? Ведь всем известно: если волки начали делить тушу – поделят все, без остатка. Вот чего надо опасаться. А выйдешь за меня, сохраним хоть основное. Я не Есугей, и я это знаю, но я тоже сын Бартана-багатура и открыто грабить меня никто не посмеет. Конечно, придется поделиться с другими братьями, ведь надо же зависть их погасить… и немалой частью придется поступиться. А что делать, ведь они защитят нас, если что…