Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 2

После чжурчженей так же спешно ушли татары и онгуты – одни на восток, другие на юго-запад – и каждый гнал перед собой свою долю добычи.

И тут-то, когда ушли чужеземцы, наконец, началась настоящая вражда между родами племени монголов. Те улусы, которые вместе с тайчиутами укрывались в низовьях Онона, хлынули оттуда обратно и с ходу стали захватывать чужие земли, оставленные другими родами на осень и зиму. Отступавшие вместе с тайчиутами рода вдруг уверились в том, что теперь они вправе наказывать тех, которые остались на месте. Начались захваты стад и табунов, избиения и убийства людей в степи.

На озере Цагаан в верховьях Шууса в середине молочного месяца произошла первая крупная стычка между тайчиутами и джадаранами, прославившаяся после как Цагаанская битва. Один из мелких борджигинских нойонов со своими людьми попытался занять урочище по левому берегу реки, но встретил решительный отпор от стоявшего там куреня. Тут же, наспех собравшись, сошлись в степи по полтысяче всадников с обеих сторон. Сражение было не такое большое по числу воинов, но бились монголы между собой жестоко и беспощадно, во много раз злее, чем недавно с чужеземцами. Разошлись с немалыми потерями с обеих сторон, проклиная друг друга, обвиняя во всех грехах и давая клятвы отныне мстить своим обидчикам до полного искоренения.

Старейшины пытались образумить молодых нойонов, пытались принудить их к общим переговорам, но те уже никого не слушали. Нойоны укрепляли свои курени, прощупывали связи между собой и заключали договора – одни против других, давали друг другу обещания, но уже никто никому до конца не верил.

Положение Таргудая теперь снова укрепилось и даже, казалось, стало прочнее, чем в прежнее мирное время: больше не к кому было прислониться борджигинским родам в это смутное время, когда стало опасно жить самим по себе. Не было времени выбирать между собой другого вождя, а у Таргудая было какое-никакое, а устоявшееся, привычное для слуха имя. И теперь в тайчиутскую ставку снова стали приезжать не только ближние, но и такие дальние, норовистые и гордые раньше бугунодские и бэлгунодские нойоны, да и другие, которые раньше неохотно признавали Таргудая за вожака в племени.

Единственными, кто остались в стороне от внутренней войны, оказались бывшие тысячи Есугея. Когда ушли из монгольских степей чужеземцы и борджигинские рода стали возвращаться с низовьев Онона, те не пошли вместе со всеми и остались в долине Аги. Таргудай не сразу заметил это, а узнав, поначалу не стал лишний раз звать их: теперь тайчиуты снова были в силе и чести, и пока можно было обойтись без них. Но после стычки с джадаранами, когда стало ясно, что без крупных столкновений не обойтись, он послал к ним своих гонцов с призывом громить керуленских изменников, привечавших у себя чужеземцев. Ответ есугеевых тысячников был неожиданный: «Мы помогли тебе в трудное время, без зова пришли на помощь, а на этот раз мы не пойдем, не хотим воевать с соплеменниками».

Таргудай, выслушав такой их ответ, плюнул, сказав:

– Ладно, без них обойдемся, пусть пока сидят там, лишь бы вреда от них не было… Но потом мы возьмемся за них, уж чересчур зазнались без крепкой руки над собой…

За полтора летних месяца жизнь в степи неузнаваемо изменилась. Многочисленные мелкие айлы, раньше разбросанные по всем урочищам, теперь исчезли – они сбивались в большие курени и старались примкнуть к сильным родам. Поредевшие стада и табуны, раньше бродившие на пастбищах под присмотром одного-двух пастухов, теперь охранялись целыми отрядами, готовыми к кровавым дракам с любыми, кто позарится на их добро, а по бродам рек и высоким сопкам стояли частые дозоры.

Ездить по степи, как еще совсем недавно в одиночку или по двое-трое стало опасно, и теперь люди передвигались не меньше чем по десять-пятнадцать всадников – в боевых шлемах и доспехах, в полном снаряжении, со щитами в руках. Встретившись в степи с незнакомыми путниками, всадники останавливались на большом расстоянии и подолгу перекрикивались, расспрашивая, кто из какого рода и из какого айла. И лишь найдя общих знакомых, друзей или сватов, осмеливались подъехать друг к другу.

Если встречались враги, со звериной злобой они гонялись друг за другом по склонам холмов, стараясь убить стрелой, копьем или мечом. Повсюду можно было увидеть брошенные трупы людей, чаще всего мужчин, убитых при таких встречах в пути. Кровная месть и грабеж со все большим размахом охватывали долины двух главных монгольских рек – Онона и Керулена.

Тэмуджин нашел своих у Бурхан-Халдуна – на двадцать четвертый день после своего побега.

Он ехал ночами, держась подальше от реки, по опушкам и подножиям гор, как посоветовал ему Сорхон. Приберегая силы своей лошади, он двигался неспешно, где шагом, где малой рысью. Часто, выбрав укромное место, он подолгу стоял, вслушиваясь в ночные звуки, под лунным светом оглядывая незнакомые окрестности.

На девятое утро он съел всю еду в переметных сумах и отныне питался тем, что добывал двумя стрелами и острой палкой, вырезанной ножом из тонкого березового ствола. Боясь выходить далеко в степь, где виднелись камышистые озера, над которыми густыми косяками кружились птицы, он лишь дважды подстрелил уток, случайно приблизившихся к лесу. В другие дни он по низинам подкрадывался к Онону и высматривал крупные рыбины под камнями, а взяв добычу, отъезжал к лесу и долго добывал огонь, перетирая сухие палки.

Еще в начале своего пути, возле Аги, сделав огромный круг под горами, он объехал войско своего отца – заслон, оставленный против пришельцев – Таргудай не мог не оставить с ними своих людей. Издалека, с подножья горных отрогов, в низинах между сопками он видел множество походных шатров и еле видимые точки людей и лошадей рядом с ними. И объехав их, оставив далеко позади, он еще долго осматривал редкие кусты и деревья в степи, прежде чем приблизиться, опасаясь напороться на заставы и дозоры.

В ясную лунную полночь он с холодком на сердце подъехал к той низине вблизи брода, где произошла битва с онгутами, думая там увидеть множество убитых воинов. И хотя там было уже все чисто – видно, после того раза онгуты возвращались сюда и подобрали своих – место это Тэмуджин пересекал с опаской: духи погибших онгутов могли остаться, чтобы мстить проезжим монголам.

Вернувшись в родные места, он сразу направился к священной горе Бурхан-Халдуну, чтобы поклониться и поблагодарить ее за спасение, а подъехав к ней в ясный солнечный полдень, увидел там свои юрты. Он узнал их, как только показался из-за увала знакомый лысый склон Бурхан-Халдуна – юрты виднелись у ее подножия на тех же местах, где они стояли в позапрошлую зиму.