Анри Бошо - Антигона

И все, кто окружал его, все, кто мучил меня, крича со всех сторон в своей бешеной радости, славили победу. Только я не кричала. Только я, которая так хотела бы закричать. Не буду славить Этеокла — он, отобрав у Полиника корону, вошел вместе с ним в его гордое безумие. Я люблю их, я буду любить их всегда, обоих. Все, кто славили Этеокла и думали, что Полиник был врагом Фив, не могли понять меня. Даже Гемон, который так любит меня. Одна лишь Исмена сможет понять меня, одна она сможет разделить мое горе и радость освобождения Фив, — почему же ее нет со мной? Я раздвинула кольцо окружавших меня людей.

— Где Исмена? — властно спросила я Гемона.

— Ее увели во дворец, чтобы оказать помощь.

— Почему во дворец?

Гемон не ответил, но я услышала то имя, что звучало в его молчании: «Креонт».

Прибыл гонец, Гемон поговорил с ним, потом приблизился ко мне. Наверное, я плакала, потому что он начал вытирать мне слезы:

— Меня зовут во дворец, идем со мной.

Слово «дворец» привело меня в ужас.

— Останься здесь! — молила я.

— Креонт… — произнес Гемон вслух, и я поняла.

— Я подожду, — сказала я.

Гемон с сожалением удалился, я же села на парапет и уставилась на равнину, по которой уходили вдаль последние отряды кочевых всадников. Чтобы не слышать больше голосов, славящих Этеокла и проклинающих Полиника, я заткнула уши. Весь город пришел в движение, лилось вино, в домах и на улицах праздник, бегали дети, размахивая фиванскими значками, и били в цимбалы.

Глазами ищу место, где должны быть тела моих братьев. Их уже нет: унесли, и мне стало легче от мысли, что они под защитой стен нашего города и им будет обеспечен ритуал погребения. Раскрылись ворота… Вышел Васко — наверняка, он и занимался телами погибших братьев. Васко дошел до места, куда они упали: я знала, что он плачет, и я плакала вместе с ним: я не одна. На моих глазах Васко преклонил колени перед тем местом на земле, где агонизировали братья, и я поступила, как Васко: опустилась на колени. Он направился к воротам, от горя ничего не видя, не поднимая глаз на крепостные стены, где, впрочем, стояла я, такая же потерянная из-за непоправимости происшедшего, такая же сломленная.

Васко вошел в город, за ним захлопнулись створы врат. Солнце застыло в зените, оно жгло меня, раны и ссадины причиняли боль. Еще на рассвете мы стояли здесь с Исменой, вооруженные, боясь и ожидая приближающегося приступа. Теперь осаждающих нет: погибли или бежали, тысячи фиванцев убиты, ранены, оба наши брата мертвы — день же еще едва достиг полудня. Как это может быть, как мне жить, если за такое короткое время все оказалось разрушено? Однако мне ничего не придумать, и Исмена со своим ясным умом должна осознать всю невероятность происшедшего: ничего не сделав, Креонт вышел из схватки победителем. Теперь он — хозяин. «Не надо мной!» — кричало все мое существо. Да, он не хозяин мне, но он — хозяин Гемону, который так и не появился на крепостной стене. Около меня лежали брошенные на настил веревки, которые спасли нас от кочевников. Не будь Гемона и этих веревок — от нашей семьи никого бы уже не осталось.

Ко мне приблизились две девушки:

— Царевич Гемон отправил нас сюда, вы ранены, мы поможем вам и потом перенесем.

— Ко мне?

Они не ответили. Как они добры и внимательны, как нежны их руки. Они дали мне напиться, очень бережно уложили на покрывало, осмотрели раны и царапины. Они устроили меня в тени, пообещав очень скоро вернуться.

Мне следовало бы уйти до их возвращения, мне это понятно, но я не могу пошевелиться — и, конечно, проваливаюсь в сон.

Проснувшись, я увидела возле себя уже четырех девушек, которые снимали меня с телеги. Несли они меня на носилках, размеренно покачивавшихся. Чувствовала я себя разбитой, хотя ничего и не болело. Я не дома, здесь нет ни сада, ни высокой вишни — только камни, огромные камни дворца, откуда некогда изгнали Эдипа. И стража у дверей.

— Я не хочу во дворец, — запротестовала я, — Гемон должен прийти ко мне домой.

— Царевич Гемон навестит вас во дворце, — улыбнулась девушка. — Так сказал царь.

Получилось, что Этеокл и Полиник не только погибли, но и отдали нас во власть Креонта. На счастье, Исмена, как всегда, будет знать, что делать. Тихое покачивание, с которым девушки несут носилки, действует усыпляюще. Силы покинули меня, мне бы умереть, как уже сделали оба моих брата, и необъяснимо, почему мной завладел страх. Неужели я боюсь Креонта? Чего я боюсь? Что я могу еще потерять?

Меня принесли в большую комнату. Очень хочется пить, нужно пить — и я пью, чтобы доставить удовольствие этим девушкам, и почти засыпаю. Они ухаживают за мной, перевязывают ловкими пальцами. Мне хочется увидеть Исмену, но это невозможно — она отдыхает. А почему не приходит Гемон? Придет, он ведет переговоры с командующим отступающего вражеского войска.

Девушки будят меня каждый час и заставляют что-то пить. «Вы ранены, у вас лихорадка, нужно много пить». Сидя у моего изголовья, они сменяют друг друга, добрые, красивые, удивительно нежные.

Я заснула. Комнату наполнил громкий шум, доносящийся снизу, из города, но не могу подняться без посторонней помощи.

— Что это? — спросила я.

— В городе праздник, — произнесла та, что неусыпно сидела подле меня.

— Какой может быть праздник в день гибели моих братьев?

— Праздник победы, — уточнила девушка.

Две другие стоят у окна, все трое сгорают от желания выйти в город.

— Уходите, быстро, — приказала я, — вы мне не нужны, мне уже лучше.

Они не тронулись с места, молчат, совсем как Креонт, который все получил, ничего не сделав.

— Уходите, быстрее, — я настойчива.

— Мы не можем оставить вас, — произнесла в конце концов одна из них.

Я вспомнила Иокасту, выпрямилась, как сделала бы она.

— Итак, значит, я пленница? Можете не отвечать. Возражать бесполезно! Идите к царевичу Гемону и скажите, что мне нужно его видеть, — и поторапливайтесь!

Они о чем-то стали совещаться, затем одна из них вышла. Как ни старалась я заснуть — ничего не вышло. Во сне я увидела братьев: они еще маленькие и просят обнять их… Я заплакала, и кто-то рядом со мной заплакал тоже — это Гемон, и я чувствую, как от рыданий содрогается его сильное плечо. Говорить ничего не надо, знаю: он оплакивает Этеокла — друга, заводилу, товарища плохих и хороших дней — того, кто придал ему мужества признаться мне в любви.

Мы вместе вознесли молитвы, но я соединила оба имени в том, что уже перестало быть надеждой, но осталось — молитвой.

— Завтра будем славить Этеокла, на траурную церемонию придут люди. Ты вместе с Исменой должна будешь совершить ритуалы, которые подобают женщинам. Отдохни, поешь, чтобы набраться сил.

— А похороны Полиника?