Роберт Грейвз - Я, Клавдий

- Проклятие! Куда подевались все слуги? не слышат разве, что я их зову? Я хочу хлеба с сыром, омлет, парочку говяжьих котлет и бокал хиосского вина. Немедленно! Тысяча фурий! Кто украл мой перстень?

Раб вылетел из комнаты и чуть не столкнулся с проходившим мимо Макроном.

- Император жив, господин, он требует еду и свой перстень.

Новость разнеслась по дворцу, последовала смехотворная сцена. Толпившиеся вокруг Калигулы люди бросились врассыпную. Послышались крики: «Благодарение богам, известие было ложным! Да здравствует Тиберий!» Калигула не знал, куда деваться от стыда и страха. Он сдернул перстень с пальца и оглядывался по сторонам, ища, где бы его спрятать.

Один Макрон не потерял головы:

- Вздор! - вскричал он. - Раб сошел с ума. Вели распять его, цезарь! Старый император был мертв уже час тому назад!

Он шепнул что-то Калигуле, и тот с благодарностью и облегчением кивнул. Затем Макрон поспешил в комнату Тиберия. Тиберий уже поднялся на ноги и теперь со стонами и проклятиями ковылял к дверям. Макрон подхватил его обеими руками, бросил на кровать и задушил подушкой. Калигула стоял рядом.

Сенаторы, разделявшие с Аррунцием заточение, были освобождены, но большинство из них потом жалело, что они не последовали его примеру. Кроме сенаторов, в тюрьме находилось около пятидесяти мужчин и женщин, которым тоже было предъявлено обвинение в государственной измене. Люди эти не имели никакого отношения к сенату, это были в основном лавочники, которые уклонялись от уплаты «отступных денег» - офицеры Макрона теперь взимали их со всех городских корпораций. Дела этих людей уже были закончены, всех присудили к смертной казни, и приговор должны были привести в исполнение в тот самый день, когда пришло известие о смерти Тиберия. Узники обезумели от радости при мысли, что теперь они спасены. Но Калигула был в Мизене, вовремя обратиться к нему не успели, а начальник тюрьмы боялся потерять свое место, если по собственному почину отложит казнь. Поэтому их всех до одного казнили, а тела, как водится, бросили на Ступени слез.

Это вызвало вспышку народного гнева.

- Тиберий жалит, как дохлая оса! - закричал кто-то.

На перекрестках стали сходиться горожане во главе со старшинами корпораций; они молили Матерь-Землю и преисподний трибунал не давать телу и душе этого чудовища Тиберия никакого покоя до скончания времен. Погребальная процессия двигалась в Рим под эскортом гвардейцев; Калигула, как подобает ближайшему родственнику, шел пешком. Со всех сторон ему навстречу стекались люди, но не в трауре, а в праздничном платье; со слезами на глазах они благодарили небо за то, что оно сохранило хоть одного сына Германика, чтобы править ими. Старые крестьянки кричали:

- О, наш ненаглядный Калигула! Наш птенчик! Наше дитятко! Наша звездочка!

За несколько миль до Рима Калигула поскакал вперед, чтобы подготовить все для торжественного въезда погребальной колесницы в город. Как только он уехал, собралась большая толпа и загородила Аппиеву дорогу досками и глыбами строительного камня. Когда появились первые верховые из эскорта, их встретили улюлюканьем, свистом и криками:

- В Тибр Тиберия!

- Скиньте его со Ступеней слез!

- Вечное проклятие Тиберию!

Главарь толпы закричал:

- Солдаты! Мы, римляне, не разрешаем везти в город этот смрадный труп! Он навлечет на нас несчастье! Везите его в Ателлу и поджарьте его там в амфитеатре!

Я должен объяснить, что «поджаривали», вернее, сжигали наполовину, а не полностью, тела нищих и прочих горемык; Ателла же был городок, известный тем, что с самых давних пор во время праздника урожая ряженые разыгрывали там соленый сельский фарс. У Тиберия была в Ателле вилла, и он почти каждый год присутствовал на этом празднике. Он обратил невинные, хоть и грубоватые, народные шутки в изощренное непотребство и заставил жителей Ателлы построить амфитеатр, чтобы показывать там фарсы, переработанные и поставленные им самим.

Макрон приказал гвардейцам прорвать преграду; несколько горожан было убито и ранено, два-три солдата упали, сбитые с ног булыжниками. Калигула предотвратил дальнейшие беспорядки, и тело Тиберия, как и положено, сожгли на Марсовом поле. Калигула произнес надгробное слово. Оно было сухим и ироничным и очень всем понравилось, потому что в нем много говорилось об Августе и Германике и очень мало - о Тиберии.

На пиру в тот же самый вечер Калигула рассказал историю, которая заставила всех прослезиться и упрочила его репутацию. Однажды утром в Мизене, сказал Калигула, как всегда, не в силах заснуть от мыслей о судьбе матери и братьев, он решил, будь что будет, наконец отомстить их убийце. Он схватил кинжал, принадлежавший отцу, и смело направился в комнату Тиберия. Император, мучимый кошмаром, со стонами метался на постели. Калигула медленно занес кинжал, чтобы его поразить, но тут в ушах у него зазвучал божий глас: «Правнук, остановись. Грех убивать его». «О божественный Август, - возразил ему Калигула, - он убил мою мать и братьев, твоих потомков. Разве мне не следует за них отомстить, даже если все отвернутся от меня за отцеубийство?» Август ответил: «Благородный юноша, коему суждено стать императором, нет нужды совершать то, что ты задумал. По моему приказанию фурии еженощно мстят ему во сне за дорогих тебе людей». [119] Роберт Грейвз Я, Клавдий …Повествование, которое подверглись самым различным искажениям не только теми, кто жил в те времена, но также и в последующие годы - это только верно, что все выдающиеся труды предаются сомнению и забвению - причем одни выдают за факты самые сомнительные слухи, другие - объявляют ложью то, что действительно имело место; последующими поколениями в обоих случаях допускались преувеличения. Тацит [1] Роберт Грейвз Я, Клавдий …Повествование, которое подверглись самым различным искажениям не только теми, кто жил в те времена, но также и в последующие годы - это только верно, что все выдающиеся труды предаются сомнению и забвению - причем одни выдают за факты самые сомнительные слухи, другие - объявляют ложью то, что действительно имело место; последующими поколениями в обоих случаях допускались преувеличения. Тацит [1] Калигула положил кинжал на стол рядом с кроватью и вышел. Он не объяснил, что произошло на следующее утро, когда Тиберий проснулся и увидел кинжал; все предположили, что Тиберий не осмелился об этом упомянуть.

Калигула стал императором; было ему тогда двадцать пять лет от роду. Редко когда в мировой истории - а возможно, и никогда - нового правителя приветствовали с таким энтузиазмом, редко когда было так легко удовлетворить скромные чаяния народа, который мечтал лишь о мире и безопасности. Полная казна, превосходно обученная армия, великолепная административная система, которую ничего не стоило привести в абсолютный порядок, - несмотря на небрежение Тиберия, империя все еще без задержки двигалась вперед под воздействием толчка, данного Ливией, - при всех этих преимуществах, не говоря уж о любви и доверии, которые достались ему в наследство как сыну Германика, и огромном облегчении, которое принесла всем смерть Тиберия, какой прекрасный был у него шанс войти в историю под именем «Калигула Добрый», или «Калигула Мудрый», или «Калигула-Спаситель»! Но писать так - пустое дело. Ведь будь Калигула тем, за кого его принимали, он бы никогда не пережил своих братьев и не был бы избран Тиберием в преемники. Вспомни, Клавдий, с каким презрением относился к подобным недопустимым допущениям Афинодор; он обычно говорил: «Если бы троянский конь ожеребился, нам было бы сейчас куда легче прокормить лошадей».