Сергѣй Штернъ - Въ огнѣ гражданской войны

Но событія на фронтѣ шли своимъ чередомъ. Отдѣльные небольшіе большевистскіе отряды приближались къ Одессѣ и тѣснили части, защищавшія подступы къ городу. Судовая артиллерія съ англійскихъ броненосцевъ приняла участіе въ обстрѣлѣ деревень, въ которыхъ большевики начали уже свои неистовства. Перекиднымъ огнемъ береговыхъ батарей и англійской морской артиллеріи большевиковъ держали на нѣкоторомъ, все уменьшавшемся разстояніи отъ предмѣстій Одессы. Въ городѣ началось форменное столпотвореніе вавилонское. Начальствующія лица потеряли голову и безъ толку метались по городу, общественныя организаціи увидѣли невозможность въ такихъ условіяхъ продолжать работу по организаціи обороны. Участились грабежи, налеты, убійства, разстрѣлы, казни. Ген Шиллингъ, сдавъ власть штабу обороны, предпочелъ съѣхать на пароходъ, стоявшій подъ парами въ порту. Неожиданно на дверяхъ англійской миссіи появилось объявленіе о томъ, что англичане отказываются отъ дальнѣшихъ заботъ объ эвакуаціи, въ виду того, что предназначенные ими для эвакуаціи гражданскаго населенія пароходы оказались захваченными русскими военными. И, дѣйствительно, рядъ пароходовъ оказался занятымъ воинскими чинами, потерявшими надежду иначе спасти свою жизнь отъ большевистскихъ разстрѣловъ.

Легко можно себѣ представитъ, что творилось среди обладателей англійской визы и «литеры». Помѣщеніе англійской миссіи заколочено, пароходы, на которыхъ англичане обѣщали эвакуировать — захвачены. Тысячи людей стали «на, всякій случай» спускаться въ портъ, свозя или снося туда же свой багажъ, заключавшій въ себѣ наиболѣе цѣнное и легко заграницей реализуемое имущество. Когда городъ и порть оказались охваченными большевистскимъ возстаніемъ, груды багажа стали достояніемъ грабителей, поживившихся на много десятковъ милліоновъ рублей и, притомъ, въ такихъ предметахъ, какъ цѣнные металлы, мѣха, ковры и т. д. Французскій консулъ, г. Ботье, желая придти на помощь мѣстной интеллигенціи, снесся съ Константинополемъ, прося выслать въ его распоряженіе большой пароходъ, на которомъ можно было бы вывезти 700-800 человѣкъ, включая сюда французскую и швейцарскую колоніи, а также видныхъ русскихъ анти-большевиковъ. Къ сожалѣнію, вмѣстительный «Царь Фердинандъ», шедшій въ распоряженіе г. Ботье, запоздалъ и подходилъ къ Одессѣ, когда эвакуація была уже фактически закончена, пришлось удовольствоваться небольшимъ далматинскимъ пароходомъ «Спарта», реквизированнымъ французами. «Спарта» и вывезла лицъ по спискамъ французскаго консульства, но въ количествѣ значительно меньшемъ, чѣмъ первоначально предполагалось, когда имѣлся въ виду пароходъ большей вмѣстимости.

Между тѣмъ, въ городѣ и на его окраинахъ вспыхнуло большевистское возстаніе. Возстаніе это не было предвидѣно ни русской, ни англійской контръ-развѣдкой. Безъ сопротивленія, легко нѣсколько сотъ мѣстныхъ большевистскихъ хулигановъ до полудня 4 февраля 1921 г. сумѣли захватить въ свои руки весь городъ. Пулеметы оказались разставленными на крышахъ многихъ домовъ центра города, въ томъ числѣ и на крышѣ дома, въ которомъ помѣщалась англійская миссія. Чины миссіи выбрались въ портъ, усиленно отстрѣливаясь отъ наступавшихъ на нихъ большевиковъ. Охрана порта была въ рукахъ юнкеровъ Сергіевскаго артиллерійскаго училища и воспитанниковъ старшихъ классовъ кадетскаго корпуса. Въ приморскихъ улицахъ города шла перестрѣлка, стрѣляли большевики, стрѣляли по большевикамъ, стрѣляли изъ винтовокъ, грохотали пулеметы, откуда-то доносился гулъ артиллерійской стрѣльбы. Скоро и на территоріи порта началась безпорядочная стрѣльба, естественно, затруднявшая посадку на пароходы послѣднихъ эвакуируемыхъ. Большевики начали обстрѣлъ портовой территоріи, снаряды стали ложиться у самыхъ судовъ, переполненныхъ людьми, имѣли мѣсто случаи перелетовъ шрапнелей, шлепавшихся въ воду у самаго борта. Команда пароходовъ, по большей части иностранная или составленная изъ русскихъ офицеровъ, начала нервничать, стали разводить пары и перегруженные людьми пароходы выходить за брекваторъ, на большой рейдъ, за предѣлы большевистской досягаемости. Но этимъ еще не заканчивались мытарства эвакуировавшихся. На однихъ изъ пароходовъ оказались не въ порядкѣ машины, на другихъ — была нехватка угля или воды. При подходѣ къ Босфору началась сильнѣйшая снѣжная пурга, застилавшая входъ въ проливъ. Многіе пароходы изъ опасенія наткнуться на минныя поля, брали снова курсъ въ открытое море, но которому и блуждали, сбившись съ пути, 24 и больше часовъ, безъ особой надежды на спасеніе. Одинъ изъ небольшихъ пароходовъ налетѣлъ на скалу и затонулъ, пассажиры, кромѣ 4-5, были спасены, но многіе поотмораживали себѣ ноги, были и случаи сумасшествія, острыхъ сердечныхъ и нервныхъ припадковъ. Всюду были больные, обезсиленные, простуженные, голодные взрослые, мужчины и женщины, было также не мало стариковъ и дѣтей. Когда вышли изъ порта пароходы съ гражданскими бѣженцами, стали заканчивать и погрузку на суда военныхъ и военнаго имущества. Военный элементъ — преимущественно штабные — занялъ нѣсколько пароходовъ, транспортовъ, моторныхъ судовъ, яхтъ и т. д., другая часть пѣшимъ порядкомъ двинулась къ бессарабской границѣ, куда пропущена не была, разсѣявшись здѣсь по деревнямъ и нѣмецкимъ колоніямъ и группами попадая въ руки большевиковъ. И въ Овидіополѣ, и въ Тирасполѣ скопилось не мало бѣженцевъ, но румынскія власти, несмотря на всѣ просьбы и хлопоты, бездушно отказались ихъ пропустить на бессарабскую территорію, вызвавъ тѣмъ самымъ много ненужныхъ жертвъ и лишняго горя. Когда одесскій портъ былъ уже болѣе или менѣе освобожденъ отъ эвакуирующихся, среди одного изъ запоздавшихъ отрядовъ вылилось наружу чувство возмущенія и стыда по случаю сдачи города, обладавшаго столь большими кадрами защитниковъ, кучкѣ хулигановъ. Частью этого отряда и было рѣшено вернуться въ городъ. Путь изъ порта до вокзала удалось пройти безпрепятственно, попадавшіеся по дорогѣ отдѣльные большевики, видя организованный воинскій отрядъ, разбѣгались. Но отрядъ былъ слишкомъ малочисленъ, пришлось вернуться въ портъ и нагонять ушедшихъ впередъ.

Прибывъ, наконецъ, въ Константинополь, одесскіе бѣженцы застали въ русскихъ кругахъ подавленное настроеніе. Положеніе на фронтѣ все ухудшалось, усилились и стали выливаться наружу нелады между отдѣльными представителями высшаго военнаго командованія. Въ Константинополь начали прибывать первые бѣженцы изъ Новороссійска. Изъ Крыма, гдѣ воцарился одесскій Шиллингъ, доходили свѣдѣнія о начинающемся и тамъ развалѣ. Въ Константинополь прибылъ опальный ген. Врангель и его начальникъ штаба ген. Шатиловъ. Въ это время еще не получило огласки и не ходило въ копіи по рукамъ письмо ген. Врангеля ген. Деникину съ рѣзкой критикой и обличеніями послѣдняго. Генералы Врангель и Шатиловъ, зная, что я ѣду въ Парижъ и связанъ съ тамошними литературными и политическими кругами, детально изложили мнѣ исторію взаимоотношеній Врангеля и Деникина. Запись бесѣды съ ген. Шатиловымъ у меня сохранилась, но воспроизводить ее нѣтъ смысла, такъ какъ сообщенное ген. Шатиловымъ совпадаетъ съ сущностью опубликованнаго впослѣдствіи письма Врангеля Деникину. Приближенные Врангеля въ Константинополѣ усиленно «будировали» противъ Деникина, обвиняя его въ семи смертныхъ грѣхахъ, причемъ въ обвиненіяхъ этихъ было очень много и чисто личнаго. Какъ все это похоже и почти буквально совпадаетъ съ раздавшимся полгода спустя въ томъ же Константинополѣ «Требую суда общества и гласности», филиппикой по адресу ген. Врангеля, героя обороны Крыма въ 1919 г., перебѣжавшаго въ концѣ 1921 г. къ большевикамъ — ген. Слащева.