Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

– Ну, что вы, что вы… – укоризненно покачал головой дьявол. – Разве можно было такое предположить? Просто вышла небольшая заминка, и я прошу прощения за невольно причинённое волнение.

Георгий Васильевич оглянулся на площадь.

– Пока гм… шоу не началось, давайте осмотрим храм. Уверяю вас, он того стоит.

Голос дьявола приобрёл гнусавые интонации профессионального экскурсовода.

– Порталы Сен-Жиль-дю-Гар, друзья мои, интересны тем, что здесь впервые в Лангедоке представлен полный цикл Страстей Христовых. Вот, извольте видеть. На левом откосе и архитраве [106] Архитрав – перекладина, перекрывающая промежуток над колоннами. северного портала изображён вход Христа в Иерусалим. Это вот сцена подкупа Иуды и изгнание торгующих из храма. Дальше идёт пророчество Петра, омовение ног и Тайная вечеря. Отсюда плохо видно, но дальше «Поцелуй Иуды», «Взятие под стражу» и так далее. Южный портал трагичен, на нём изображён «Суд Пилата» «Бичевание» и «Несение Креста». Обратите внимание, с каким совершенством выполнены скульптуры в тимпанах, особенно «Поклонение волхвов» и «Распятие». Все изваяния раскрашены и позолочены с большим мастерством. По тогдашним временам роспись обошлась монастырю в огромную сумму, но дело стоило того, ведь в результате получилась настоящая Библия в камне.

– Зачем это понадобилось монахам? – удивился я.

– Так ведь XIII век! Почти никто не умеет ни читать, ни писать, да, собственно, и читать-то ещё нечего, ведь первые рукописные книги светского содержания в Лангедоке появятся век спустя. А между тем, вдалбливать Писание в тупые головы простецов было как-то надо, да и паломникам полагалось что-то показывать. Монахи ведь жили с дохода от пилигримов, а мимо этого монастыря лежит знаменитая паломническая дорога к могиле апостола Иакова в Сантьяго-де-Компостела. [107] Город в Испании. С эпохи раннего Средневековья считается третьей после Иерусалима и Рима святыней католического мира. Так что, монументальная пропаганда в чистом виде. – Дьявол искоса взглянул на меня, но я сделал вид, что не заметил ехидного намёка. – А теперь, перейдём к осмотру внутреннего убранства… Впрочем, нет. Кажется, начинается. Давайте отойдём вот сюда, здесь нам будет отлично видно и слышно.

Тяжёлые двери храма торжественно открылись, и я вздрогнул, казалось, на площадь дохнуло холодом. Монахи с натугой вытащили и установили на паперти аналой. За ними из церковного сумрака появились священники в богатых, расшитых золотом одеяниях, в тиарах и с посохами. Они что-то положили на аналой и выстроились за ним.

– Дары Христовы и священные реликвии, – тихонько пояснял Георгий Васильевич. – Сзади стоят епископы, числом девятнадцать. Трое спереди – архиепископы, а впереди всех, вон тот, жирный, с выпученными глазами – Милон, легат папы Иннокентия.

Священники в своих тяжёлых, негнущихся облачениях застыли, подобно статуям на фасаде храма. Над площадью повисла тяжёлая тишина. Замолчали даже дети.

– Чего они ждут-то? – шепнул я.

– Терпение, мой друг, терпение, уже недолго ждать. Я хотел, чтобы вы непременно увидели всё сами. Поверьте, зрелище редкое и стоит ожидания.

На площади появились монахи с толстыми витыми свечами в руках. Они выстроились, образуя живой коридор. Два монаха распахнули двери дома, стоявшего напротив храма. Из тёмного проёма медленно шагнул человек. В толпе кто-то сдавленно ахнул. На площадь вышел мужчина лет пятидесяти, высокий, широкоплечий, с седеющими распущенными волосами и аккуратно подстриженными усами и бородой. Он был в простой рубахе до пят, босой. В правой руке мужчина держал свечу, а левой, сложенной ковшиком, прикрывал её огонёк. Казалось, он смотрит только на свечу, не обращая внимания ни на монахов, ни на рыцарей, ни на горожан.

– Вы присутствуете при церковном покаянии Раймунда VI, графа Тулузского, родственника королей Арагонского, Английского и Французского, – негромко пояснил Георгий Васильевич. – За убийство легата Пьера де Кастельно, а также за укрывательство еретиков папа отлучил его от церкви, и вот теперь граф решился на церковное покаяние. Иннокентий III не тот человек, чтобы не извлечь выгоды из унижения своего врага. Обряд примирения с Господом папа превратил в шоу, хотя такого слова в XIII веке, конечно, не знали. Смотрите, всё только начинается.

Твёрдо ступая босыми ногами, граф Раймунд пересёк площадь, подошёл к Милону и опустился перед ним на колени, склонив голову так, что волосы закрыли лицо.

– Ваше высокопреосвященство, я молю о пощаде! – громко и раздельно произнёс он.

Легат протянул руку. Из-за спины у него выступил монах и подал верёвку, которую Милон накинул на шею кающемуся. Низкорослый легат дёрнул за верёвку, Раймунд послушно встал и пошёл в церковь. Милон шёл следом, хлеща графа розгами по плечам.

– За ними! – скомандовал Георгий Васильевич.

В главном нефе храма было прохладно, царил полумрак. Низкий свод, опирающийся на громадные столбы, нависал над головой, давил тупой каменной мощью. Ольга тихонько взяла меня за руку. Процессия торжественно прошла к алтарю, свернула в боковой неф и по узкой лестнице спустилась в крипту. [108] Крипта – подземная часть церкви, использовалась для захоронения. Если в храме было прохладно, то здесь царил самый настоящий холод, промозглый и сырой. Крипту освещали только шатающиеся огоньки свечей в руках монахов. Милон подвёл графа к глубокой арочной нише в стене. Немного выше уровня пола лежала каменная могильная плита. Раймунд упал на колени, потом распростёрся на плите и начал громко молиться. Опустились на колени и монахи, стоять остался только Милон.

– Это могила Пьера де Кастельно? – спросила Ольга.

– Да, – ответил дьявол. – Теперь все видят, что справедливый суд свершился, а память убиенного легата отомщена. Пойдёмте на улицу. Финал представления состоится там.

Через некоторое время из церкви показался граф Раймунд в сопровождении Милона, уже без верёвки на шее. Раймунд встал на колени перед аналоем, Милон простёр над ним руку с крестом и громко сказал:

– Именем господина папы Иннокентия III я отпускаю твои прегрешения и возвращаю в лоно Святой Церкви.

Раймунд поцеловал крест. Павел видел, что лицо его залито слезами, но вот были то слёзы раскаяния или унижения?

Монах подал графу грамоту, тот развернул её, вышел вперёд и стал громко читать:

«Во имя Господа Бога. Да будет ведомо всем, что в лето от воплощения Господня 1209, месяца июня, в двенадцатый год первосвященства господина папы Иннокентия III; четырнадцатый день июльских календ, я, Раймунд, герцог Нарбо, граф Тулузы, маркиз Прованса, перед находящимися здесь святыми мощами, дарами Христовыми и древом честного креста, положа руку на святое Евангелие Господне, клянусь отныне повиноваться всем приказанием папы и вашим, учитель Милон, нотарий [109] Нотарий – секретарь. господина папы и легат Святого Апостольского Престола, а равно и всякого другого легата или нунция Апостольского Престола относительно статей всех вообще и каждой порознь, за которые я отлучён папой ли, легатами ли его, или самым законом. Сим обещаюсь, что чистосердечно исполню всё, что будет приказано мне самим папой и его посланиями по предмету всех упомянутых статей, а особенно следующих, которые называю: