Георгий Федоров - Игнач крест

Дарья заново перевязывала рану Александры, ласково приговаривая:

— Да, это я, Алекса, придет время, обо всем расскажу. А ныне об одном надо тревожиться — как тебе скорее поправиться. Об этом и думай и моли Господа. Вот и твой отец, Степан Твердиславич, тебе то же самое скажет.

Посадник, в глазах которого мелькнула надежда, смог только в одном успокоить дочь:

— Цел кубок. Привезла его Дарья. Придет время — возвернем его Торжку.

— Хорошо, — покорно прошептала Александра Степановна и под тихое бормотание Дарьи, не то пение, не то причитание, погрузилась в полусон-полузабытье.

Осторожно ступая по скрипучим половицам, Дарья и Степан Твердиславич вышли из горницы.

— Ты бы пригласил князя Александра проведать дочь, как только она поправится, — тихо сказала Дарья Пантелеевна.

— Его сейчас нет в Новгороде: ливонские рыцари пронюхали, что князь отлучился с их рубежей, — сдерживая с трудом свой мощный голос, ответил посадник, — вторглись к нам, пожгли погосты и псковские пригороды. Князь с дружиной поскакал им навстречу. К нему пристал и сын Трефилыча Миша. А самого Игната убили поганые, когда он помогал князю Александру освобождать мою дочь. Его тело осталось лежать под крестом, только вчера его там и похоронили, и имя Игната на кресте выбили. Митрофан и Бирюк с охотниками погибли у Торжка. Где рыцарь Иоганн, Афанасий и Евлампий, мне неведомо.

— Зато я знаю, — откликнулась Дарья и ровно, как о чем-то постороннем, рассказала посаднику обо всем, что произошло в Игнатовке, но когда она дошла до описания последних минут жизни Иоганна фон Штауфенберга, спокойствие ее оставило, она горько зарыдала, прижав руки к груди.

Тут она почувствовала, что на груди у нее лежит что-то твердое. Она вынула сверток, о котором совершенно забыла, и сейчас с удивлением взирала на него сквозь слезы, потом отдала его Степану Твердиславичу.

Посадник развернул тряпицу и увидел берестяной свиток и золотые рыцарские шпоры. Прочтя исписанный Афанасием свиток, он опустил сильно поседевшую за последние дни голову и задумался. Известие о женитьбе Иоганна на Дарье поразило его. Сколько раз Александра просила, чтобы он дал ее дорогой мамуше вольную, а он отказывал! Почему? Да он и сам толком не знал. Ему казалось, что если отпустить Дарью на свободу, то она совсем уйдет из их жизни, а ему этого не хотелось. Он часто видел ее глаза в гневе, когда из зеленых они становились совсем черными от расширившихся зрачков. Они заставляли его сдерживать свою плоть, избавляться от злых помыслов. Он и в Игнатовку услал Дарью, чтобы не чувствовать ее укоризненного взгляда. А вот теперь он много дал бы, чтобы Дарья простила его, осталась с ним, но было поздно…

— Что же, — сказал наконец посадник, возвращая и грамоту и шпоры, — ты теперь вольная, и никакого выкупа мне не надо, да еще и баронесса. Слышал я, что у Ивана в лотарингской земле на реке Рейне есть замок. Что же, поезжай, дам тебе провожатых…

— Ты что, Твердиславич, — горько вздохнула Дарья, — куда же я от Алексеньки денусь. Недосуг мне с тобой, пойду к ней.

Дарья хотела было выйти, как раздался топот ног, бегущих по лестнице. Дверь горницы с шумом отворилась, и показались запыхавшиеся Михалка с Онфимкой. Они радостно затараторили, перебивая друг друга:

— Мы успели вперед прибежать! Вперед! Мы гонцов от князя Александра опередили! Князь велел передать, что он с соратниками потеснили ливонцев и гонят их с нашей земли!

— Не забудь, Твердиславич, — обернулась уже в дверях Дарья, — как возвратится князь, веди его сразу к Александре.

После ухода Дарьи Пантелеевны посадник тяжело опустился на лавку и с некоторым недоумением посмотрел на сына и его неразлучного друга.

— Теснит, говорите? — устало переспросил он.

Ребята открыли было рты, чтобы ответить, как через порог вступили гонцы князя Александра. Громыхнув походным снаряжением, они оба склонились в земном поклоне, достав правой рукой пола.

Радша сделал шаг вперед и проговорил высоким скрипучим голосом:

— Князь Александр шлет тебе, боярин, низкий поклон и отрадную весть: рыцари откатились к границам новгородской земли. Бои были тяжелыми. Особо отличился Миша, сын Игната. Он один перебил больше врагов, чем двадцать других воинов, совсем как Евпатий Коловрат. Князь говорит — быть теперь всему его роду Мишиными. А еще, — тут Радша невольно понизил голос, и в белесых глазах его мелькнула тревога, — велел князь узнать, жива ли твоя дочь и не нужна ли ей моя помощь?

— Господь милостив! Очнулась боярышня, теперь вокруг нее Дарья Пантелеевна колдует, говорит, может, еще и поправится… Передай князю, как возвернется, пусть посетит нас. Александра в беспамятстве все его имя поминала. А теперь ступайте с Богом. У меня забот много, а вы отдохните с дороги…

— Недосуг нам, посадник, — перебил его Радша, надевая шлем. — Возьмем оружие, подкрепление и в обратный путь.

…Целую неделю не отходила Дарья Пантелеевна от Александры, пока та не открыла ставшие наконец ясными глаза. А еще через два дня, приподнявшись на постели, боярышня спросила:

— Господи, что со мной? Я ничего не помню…

— Тебя спас из рук самого хана Бату и привез сюда князь Александр, — мягко сказала Дарья и осторожно поведала Алексе обо всем, что с ней произошло.

А еще через некоторое время князь ненадолго вернулся с границы, где все еще шевелились ливонцы, и пришел навестить Александру.

Когда он переступил порог горницы, в ней сразу стало светлее. Князь был в белой свите, он принес с собой свежий запах весны и талого снега. Александр широко улыбался, русые борода и усы, которые он отрастил совсем недавно, не могли скрыть его крепкие белые зубы.

Он сел на резной стул с высокой спинкой и стал ждать прихода Алексы. Степан Твердиславич решил сам помочь дочери спуститься сюда из ее светелки под крышей.

Князь с волнением ждал прихода Александры, которую знал с раннего детства. Она неизменно участвовала во всех играх и проказах, которые они устраивали с братом Федором, с тех самых пор как отец окончательно перевез их сюда из Переяславля. А было это лет восемь тому назад… Александр недолюбливал брата, хотя и понимал, что это плохо, что Господь его осудит, но ничего не мог с собой поделать. И сейчас, когда прошло уже четыре года и девять месяцев со дня смерти Федора, совесть все еще продолжала мучить его. Маленького роста, щуплый Федор всегда преданно смотрел своими грустными карими глазами на младшего брата, но не находил отклика в душе живого, подвижного и честолюбивого Александра, который старался избавиться от него и от соглядатаев вроде дядьки Федора Даниловца или тиуна Якима как можно быстрее. Приплыв с княжеского подворья своего отца на Городище, он спешил в условленное место, где сажал в ладью Александру, и они отплывали в сторону Спаса на Нередице.