Наталья Нестерова - Возвращение

— Я очень тосковал без тебя! Марфа, я делаю тебе предложение, выходи за меня!

— Куда выходить?

— Замуж. Очень тебя прошу! Мы с тобой вдовые, у нас общие сын и внук…

— Внук — да! А про сына если заикнетесь, ввек не прощу!

— Хорошо, мы обсудим это позже. Ты согласна?

— Ой, да что глупости спрашивать и предлагать! Взбредет же в голову!

— Двадцать с лишним лет назад взбрело, до сих пор бродит и до последних моих дней бродить будет. Я, конечно, мечтал о твоем быстром и положительном ответе, но не сильно надеялся на него. Поэтому зайду с другой стороны. Слушай меня внимательно и включи свои прагматичные мозги. С жильем в Ленинграде всегда было трудно, а станет катастрофично. В первые месяцы войны в город хлынули беженцы из окрестных областей, сколько их было, никто не подсчитывал, многие, очень многие умерли в Блокаду. Тем, что остались, ехать некуда, их города и села разрушены. По самым скромным прикидкам, это несколько сотен тысяч человек. Далее. Уже подписан приказ о реэвакуации, то есть в Ленинград будут возвращаться предприятия, их рабочие и служащие. Сейчас правдами и неправдами, как ваши попутчики, приезжают сотни, через месяц будут тысячи. Этих людей можно понять, они хотят вернуться в родной город. А жить им негде. Если дома не разрушены, то пустующие квартиры заселяются, как ты уже убедилась. По закону, то есть теоретически, вернуть свое жилье можно. Но это страшная бюрократическая волокита. Кроме того, есть моральный аспект. Хотел бы я на тебя посмотреть, когда ты выбрасываешь на улицу вдову с четырьмя маленькими детьми.

Марфа хотела что-то сказать, но Камышин остановил ее жестом: не перебивай!

— К концу года и в последующие, — говорил он, — каждый скворечник в Питере превратится в желанный угол. Война не окончена и, возможно, это не последняя война. Поэтому деньги, то есть ресурсы, будут брошены на промышленность, на восстановление и укрепление народного хозяйства, а не на улучшение жилищных условий. Ты все поняла? Подхожу к самому главному. Как ты можешь догадываться, я тут был не последним человеком. И мне предлагают квартиру, отдельную, на Петроградской стороне. Но я не могу ее получить один, а женатым, с тобой и Степкой…

— И с Аннушкой.

— И с Аннушкой, — кивнул Камышин, посчитав ремарку Марфы добрым знаком, — мы получим. Марфа! Трехкомнатная, отдельная! С ванной! Могу я, в конце концов, на старости лет не ходить по улицам с шайкой? Кухня семь метров, горячая и холодная вода, пока только холодная. И, Марфа! Там газ… будет, когда восстановят. Представляешь? Никаких печек, никаких дров и угля! Повернула ручку, спичку поднесла — вот он, огонь, вари не хочу.

— А духовка как же?

— Тоже на газе. Цивилизация! Настя с Митяем останутся в этой квартире. Согласись, молодым хочется пожить отдельно, и у нас с тобой есть возможность помочь им.

— Дык вы с молодыми и получите квартиру, а я здесь.

— Нет! — отрезал Камышин и стал похож на командира, который расщедрился до объяснения приказа, а надо было просто командовать. — Или ты выходишь за меня, или я пальцем не пошевелю! Я тебе не выкручиваю руки, то есть выкручиваю, но мне плевать на рыцарское благородство. Я хочу, чтобы ты стала моей женой!

— Кака из меня вам жена! — захныкала Марфа. — Ни образования, ни манер…

— Плевать мне на манеры!

— Я простая деревенская баба. В платке хожу и… без трусов-панталон!

— Без чего? Мне нет дела до твоих… А! Тебя, вероятно, смущает необходимость…так сказать, спать со мной в одной постели. Но я же не насильник, черт подери! Трусов у нее нет как аргумент замуж не выходить! Без трусов даже проще. Раньше было… Думаешь, мои годы и война жеребячества прибавили? Напротив! О душе моей подумай! Марфа! Ты самая лучшая: живая, настоящая, теплая. В тебе нет ни капли жеманства и эгоизма. Этого я нахлебался по уши. Ты живешь для других, даришь всем заботу и участие. Я, пока окончательно не состарился, хочу отхватить изрядный кусок. С другой стороны, я и для тебя желаю улучшения положения. Королевских условий не обещаю, но сносные гарантирую.

— Подумать надо…

— Завтра последний срок, или квартира уплывет, она уже месяц нас ждет, — на чистом глазу соврал Камышин.

Он знал, что Марфа, при всех ее замечательных качествах, упряма как ослица. От нее можно чего-то добиться, только загнав в угол, потом тащить на аркане и водить перед носом заманчивой приманкой.

— Ой, не знаю! — страдала Марфа. — Как детям-то, сынам и Насте, скажу! Срам!

— Тебе ничего говорить не придется. Кто у нас глава семьи? Отвечай: «Ты, Сашенька!»

— Ка-ак?

— Научишься. Мы тут уже целый час торчим. Пойдем сдаваться, милая.

Они вышли в большую комнату, и Камышин объявил, что они поженятся. Александр Павлович выглядел радостно-возбужденным, даже помолодевшим. Взмокшая Марфа — будто после пыток.

Настя потом говорила, что неожиданное известие вызвало реакцию, как в финале известной пьесы Гоголя — немая сцена.

— Мы не потому, а потому… — пробормотала Марфа и запуталась.

— Потому что я очень давно люблю ее! — в голос расхохотался счастливый Камышин.