Владислав Бахревский - Свадьбы

- Отпустите! Век рабом вашим буду. Забьют меня.

- Туда тебе и дорога.

Только подошли к дому Морозова, а он сам вот он, на парадном коне, из гостей. Увидал своего холопа со скрученными руками, нахмурился:

- Что стряслось?

Мыловарщик боярину в ноги:.

- Твой человек свечи у меня воровал. Смотри, полну рубаху набил.

- Человек это мой, вижу. Вижу, как бережет он доброе имя своего господина. Будьте все у моего крыльца во дворе. Я при вас накажу обидчика. Чтобы знали в Москве, как жалует разбойников, чужих и своих, боярин Морозов.

Крик поднялся, беготня. Мыловарщик и сам не рад, втолкнула дворня его с учениками во двор, кулаками дорогу указывает, а возле заднего крыльца угомонились. Боярин скор - уже переоделся, на стуле сидит, а возле крыльца свежая солома. На казнь всю дворню согнали. Вытряхнули у вора из-под рубахи нахапанные свечи - и на солому. Палачей двое, с кнутами.

Морозов крикнул своей дворне:

- Возьмите свечи!

. Взяли.

- Зажгите!

Зажгли. Повернулся к палачам:

- Порите, покуда свечи не погаснут.

Палачи кнутами сплеча, крест-накрест. Только мясо с костей клочьями летит, а свечи добрые, лучшие, им до утра гореть хватит.

Женщина с четырьмя ребятишками впереди стояла, жена бедняги. Увидала, что спасения мужу нет, на коленях поползла к крыльцу. Упала на мужа, забилась:

- Пощади!

- Пощади, боярин! - взмолился мыловарщик.

Боярин перекрестился, но сказал неумолимо:

- Эта его казнь и наша казнь за грех, за мерзкую нашу жизнь. Все мы должны нести свой крест.

Женщину оттащили. Снова засвистели кнуты, а холоп уже бездыханен, мертвому не больно, но живым каково?

Георгий на спину холопа не глядел, а тут глянул - и упал.

Опамятовался уж за воротами морозовской усадьбы. Ученики мыловарщика волокли его под руки. Встал он на ноги, пошел, но хватило сил до огородов. Как дохнуло мылом да жиром так и согнуло его в три погибели, рвет без остановки. Махнул ученикам рукой.

- Ступайте! Отдышусь - приду.

Хозяин велел оставить его. Они в одну сторону, а Георгий, пошатываясь в другую.

Сам не понял, как за городской стеной очутился. К городу повернулся - тошнит, в поля пошел. Пошел и пошел. Да все скорей, скорей. А потом упал под кустом и заснул.

Весна была суматошная, тепло началось в марте, в середине апреля леса зазеленели, а потом погода расквасилась, шли дожди вперемежку со снегом, не верилось, что бывает на белом свете лето, парные реки, травы по пояс. И вдруг - теплый, нездешний вечер. Солнце склонилось к лесам, ветерком тянуло, но и ветер-то был добрый, поглаживал, а не пронизывал.

Дорога была пустынна, Георгий шел не таясь, увидел впереди человека - стал нагонять.

Человек сильно хромал. Георгий поравнялся с ним и спросил:

- Ногу, что ли, натер?

Хромающий обшарил парня взглядом: какого, мол, ты поля ягода, - и почти виновато улыбнулся:

- Жмут проклятые!

Только теперь Георгий разглядел: чеботы на страдальце чудные, не нашенские.

- У немцев, что ли, купил?

- Всучили.

- Куда ж ты глядел?

Страдалец поморщился от боли, и Георгий решил переменить разговор:

- Далеко идешь-то?

- А ты?

- Я?.. - Георгий почесал в затылке и сказал напропалую:

- А я, кажется, сбежал…

- Кажется или все-таки сбежал?

Георгий обернулся через плечо на город, поглядел в серые умные глаза спутника и ответил потверже:

- Да выходит, сбежал…

- Ишь как у тебя просто.

- А ты тоже, что ли, сбежал?

Хромающий человек застонал и сел на землю.

- Не смогу больше, ноги сводит.

- Давай поменяемся, коли мне по ноге придутся. - Георгий глянул на свои хлюпающие сапоги и прикусил язык. Но страдалец обрадовался.

- А что? Давай попробуем.

И тут со стороны города послышался конский топ.

Бежать? Но справа и слева от дороги пашня, много не набегаешь. И всадники уже видны.

- Рейтары! - углядел зоркий Георгий.

- Рейтары? А ну-ка, бери какую-нибудь тряпку да чисть мне башмаки.

Георгий переспрашивать не стал. Выдрал кусок из подола исподней рубахи и принялся вытирать грязь с немецких башмаков спутника.

Рейтары мимо не проехали. Остановились. У Георгия аж в животе пискнуло, но тут раздалась чужая речь. Его спутник говорил по-шведски:

- Добрый вечер, господа. Можете не беспокоиться. Я и мой слуга в полном здравии.

- Ты - швед? - удивился сержант.

- Я купец. У меня здесь неподалеку завелась подружка. Вдова. Ее имение сразу за лесом, поэтому прошу не удивляться, что мой слуга чистит мне обувь. Я могу смириться с такой одеждой, но обувь моя должна блестеть. А вы, господа, куда следуете?

- Голштинские послы едут, завтра-послезавтра будут в Москве, вот мы и смотрим за дорогами. В Московии что ни мужик, то разбойник.

- О, господа! Я не первый раз хожу этой дорогой - чего не вытерпишь ради любовных утех, но здесь всегда спокойно.

- До поры до времени спокойно. В следующий раз советую брать не только слугу, но и пару пистолетов, герр любовник. Удачи!

Рейтары ускакали.

Мнимый швед снял шапку и вытер вспотевший лоб.

- А теперь, братец, сворачиваем на первую же стежку и жмем что духу.

- А переобуваться?

- Некогда.

Они побежали, и на бегу Георгий все-таки спросил:

- Значит, ты тоже беглый?

Мнимый швед засмеялся.

- Тебе все надо разжевать и в рот положить?

На краю поля стоял потемневший от снега и дождя стог соломы.

- Здесь и заночуем.

Мнимый швед взял на себя старшинство, Георгий этому не противился. Он беззаботно рассказал о своей нехитрой жизни и ждал ответных откровений, но спутник молчал.

- А ты-то от кого убежал? - не выдержал и начал допрос Георгий.

Они выкопали в стоге пещеру, им было тепло, но вот так сидеть друг против друга, касаться друг друга то рукой, то ногой и молчать Георгий не мог.

Федор Порошин - мнимый швед, человек князя Никиты Ивановича Одоевского, а ныне беглец - снял наконец с ног свою обузу - башмаки немецкие - и хотел одного: помолчать, полежать, подумать, но спутник ему попался словоохотливый, молодой, наивный. И Федор Порошин не стал играть с ним в кошки-мышки.

- Запомни, - сказал он ему, молча выслушав все вопросы, - не каждому встречному рассказывай о своем побеге. На белом свете всяких людей хватает. И добрые и злые - одному богу молятся. Коли шкуры не жаль - болтай, а коли не дурак - поменьше спрашивай, побольше слушай. Парень ты хороший, но о себе я рассказывать не стану, вот куда иду - не секрет. Русский человек, коли не подлец и зла своим не желает, не в Литву бежит, не к шведам - на вольный Дон.

- А чего ж ты не по-нашему лопотал с рейтарами?

- Залопотал бы по-нашему, знаешь, где бы мы теперь были?

- В тюрьме?

- Догадливый.

- А ты, может, и вправду немец?

- Что ж, коли мы русские, так нам чужая грамота не по уму, что ли?