Владислав Бахревский - Свадьбы

У Лихачева даже голоса прибыло, позвончее стал.

Подарки убрали, и на большое длинное лицо Шереметева вернулась тяжесть и строгость неумолимая.

- Государь знает, что Войско Донское просит его, государя, принять под руку город Азов. Но скажите, коли турки придут к городу со всей турецкой силой, будут ли казаки сидеть в осаде или покинут крепость?

Татаринов ответил не задумываясь:

- Казаки сидеть от турок будут накрепко. Это промеж нами решено.

- Но будут ли казаки сидеть в крепости, если турки дадут за нее большой выкуп?

- Боярин, мы за город Азов, отбирая его у турок и защищая от хана Бегадыра, кровью заплатили. Против цены крови никакие деньги не устоят.

- Спасибо за умное слово, атаман.

Шереметев сделал вид, что глубоко задумался, и в разговор осторожно вступил дьяк Федор Лихачев:

- Великий государь думает о вас, казаках. Помнит вас. Он уже отставил несколько воевод, которых мы ему предлагали послать вместе с войском в Азов, для обережения его…

- Каких таких воевод? - прервал дьяка Татаринов. - Нам воеводы не надобны! Мы - казаки!

Шереметев поднял на Татаринова свои маленькие, чудовищно медленные, когда того хотел хозяин, глаза.

Атаман выдержал взгляд, не пыжась, и Шереметев оценил это.

- Неужели ратные люди Азову не надобны?

- О ратных людях на кругу бить челом государю не наказано! - отрубил атаман. - Казаки наказывали у государя хлебных припасов просить да зелья ружейного и пушечного. У нас в Азове набралось три сотни пушек. Мы от хана отсиделись и от любого другого войска отсидимся.

Атаман так принажал на “любое” войско, что Шереметев даже отвернулся от разговора. Атаман и это испытание выдержал. Правда, тона поубавил.

- Приходили к нам в Азов два турецких корабля торговать. И мы торговали. Турки лук привезли, чеснок, сафьян, сапоги, и мы им отдали их турецкий полон.

- Будут ли вновь крымские татары приступать к Азову? - спросил Лихачев.

- Война будет, - сказал атаман и взъерошил большим и указательным пальцами длинные, как у жука, усы, - Может, и татары опять смелости наберутся, но эти воевать долго не умеют. Мы турок, боярин, все выглядываем, а ко- ^да они в гости будут, кто же знает… Покуда Мурад-султан Багдада не возьмет, у нас жизнь в Азове не переменится.

- А татары, говоришь, могут опить в одиночку прийти?

- Могут. Ногаи бегут от Бегадыра. С нами сын Иштерека приехал, Саим-мурза, под руку государя проситься.

Шереметев улыбнулся вдруг.

- Поперек горла костью ваш Азов и татарам и туркам. Ох, сорви вы головы!

Казаки, молчаливо сидевшие на лавках, задвигались, заулыбались.

Шереметев встал,” давая понять, что разговор закончен.

- Спасибо, казаки, за службу! Ждите, скоро государь позовет вас к себе.

Казаки откланялись. Вместе с ними, провожая, вышел дьяк Лихачев.

- Хороши подарки! - шепнул Татаринову. - Спасибо, атаман. Похлопочу за вас.

На отпуске станицы Михаила Татаринова государь задал казакам все тот же вопрос:

- Будет ли Войско Донское сидеть в осаде, если придут турки?

Москва недаром задавала этот вопрос. Москва хотела точно знать, есть ли у нее на юге щит для турецкого ятагана.

- Великий государь! Казаки в Азове будут сидеть накрепко! Клянемся тебе, великий государь! - выкрикнул единым духом Татаринов и грохнулся на колени. Все посольство, как единый человек, тоже опустилось на колени, склонив головы перед российским троном.

У государя на глаза слезы навернулись.

- Встаньте, казаки! Верю вам!

Покосился на Шереметева: вот, мол, как все хорошо идет.

- Казаки, вы просили хлеба и пушечного зелья. За то, что вы отсиделись от крымцев, мы жалуем Войску Донскому шесть тысяч рублей, тысячу четей толокна, двести четей круп овсяных, сто пудов зелья пушечного, двести пудов - ручного, двести пудов свинца и триста штук железных ядер.

Казаки поклонились.

- Тебе, атаман Татаринов, мы даем за верную службу двадцать рублей и десять аршин камки куфтюр и сукно лундыш, а вам каждому по одиннадцати рублей и по английскому сукну.

Казаки опять поклонились.

- Есть ли у вас еще какие просьбы?

- Великий государь! - откликнулся Татаринов. - Благодарим тебя за государскую щедрость. Нам больше ничего не надо, а надо нашим церквам. Книг у нас церковных нет. Смилуйся, пожалуй нас книгами. Да и попов у нас мало.

- Книги и попов мы пошлем, - ответил государь.

Казаки были допущены к царской руке и в тот же день

отправились в долгий обратный путь.

В МОСКВЕ Глава первая

Над вечернею Москвою остановилось пышное розовое облако. Был последний день июля. Люди привыкли блаженствовать в тепле, но уже подсыхали на тополях листья, резвее стали ветерки, все еще теплые, парные. Рекою сильно запахло, ивами, осенью.

Коротать время дома в такие вечера скучно, и царь Михаил Федорович вместе с сыновьями Алешей и Ваней пришел в Кремлевские верхние сады посидеть на скамейке.

В Замоскворечье мычали коровы, летали стрижи высоко над крестами церквей. Солнце, закатываясь, замерло на миг между землей и облаками. И облако теперь золотилось нежно, благодарно, а земля золотилась парчово-тяжело.

- Завтра праздник! - сказал Алексей.

- Какой? - спросил младший, Иоанн.

- Происхождение честного и животворящего креста господня. А второй праздник завтра - всемилостивого Спаса.

Михаил Федорович погладил Алексея по голове, все-то знающего по божескому делу.

- Завтра батюшка в Иордань будет погружаться! - Алексей радостно поглядел на отца.

- Правда? - удивился Иоанн. - На Москве-реке?

- А ты что же, забыл, как в прошлый год было? - с укоризною покачал головой Михаил Федорович.

- Позабыл.

- Ну, теперь-то уж не забудешь. Подрос. Праздник животворящего креста - древний. Его установил константинопольский патриарх Лука. В один и тот же день случились две битвы, сынок, - Михаил Федорович обращался к Иоанну: - Греческий царь Мануил разбил сарацинов, а русский князь Андрей Боголюбский - волжских булгар. И было после битвы в греческом и русском станах дивное зрелище: от святых икон и крестов исходило сияние.

- Батюшка, а когда твои войска ходили в битву, иконы и кресты сияли? - Алексей даже рот приоткрыл, ожидая ответа.

- Нет, Алеша, не сияли.

- Оттого, что вера пошатнулась?

- Плохо мы веруем, Алеша.

- Батюшка, скажи! - У Иоанна заблестели глаза, он показал рукой на колокольни. Сколько нужно соколов, чтоб убить этих стрижей?

- А зачем же их убивать, сынок? - улыбка сошла с лица государя.

- Ну, так! Интересно.

- Это греховная мысль, сынок.

Солнце закатилось, вечер потускнел. Государь встал:

- Идемте на молитву, дети!

*

С 1 августа начинался Успенский пост, и праздничная трапеза у царя была постная. В тот день на трапезу Михаил Федорович пригласил патриарха Иоасафа, боярина Федора Ивановича Шереметева, стольников Никиту Ивановича Одоевского и Никиту Ивановича Романова, обоих Морозовых, Бориса и Глеба.