Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс

— Сколько же ты можешь проплыть под водой? — спросил Фемистокл, по-прежнему смеясь. Он сосчитал. — Восемь стадиев?

— Один стадий, — смиренно признался ныряльщик.

Фемистокл всё смеялся.

— Вы приплыли в лодке, — сказал он.

— Но начало пути мы проплыли под водой, — добавила Киана. — Лодка ожидала нас.

— Ну конечно! Ну конечно же, мы не проплыли под водой все восемь стадиев, — признал лукавый ныряльщик.

Все трое расхохотались. И Скилл произнёс:

— Я — истинный грек. Можешь доверять мне. Персидский флот, во всяком случае часть его, готовится выступить к Эвбее. Я всего лишь хотел поведать тебе об этом. А то, что я говорил о якорных канатах, чистая правда.

— Верю-верю, — снова засмеялся Фемистокл. — Я вызову навархов, чтобы они могли побеседовать с тобой.

Совет состоялся наутро. И уже днём небольшой греческий флот, всего лишь часть союзного, вышел навстречу персам, чтобы испытать свои силы.

Корабельщики и моряки персидского флота решили, что имеют дело с горсткой безумцев, отважившихся выйти в море на нескольких кораблях. Подняв якоря, они бросились вперёд, полагая, что без труда переловят слабоумных греков.

Но эллины пошли вперёд. И в узких проливах захватили тридцать персидских судов.

В ту ночь разразился свирепый шторм: можно было подумать, что Борей и прочие боги ветра по-прежнему на стороне греков. Была середина лета. Над горой Пелион беспрерывно грохотал гром, низкие облака проливались крупным дождём. Многие из персидских кораблей получили повреждения, трупы и обломки то и дело попадали под вёсла других судов.

И всё это происходило потому, что, пожелав сравнять числом оба флота, Зевс, верховный греческий бог, сразился с богом персов, которого они также именовали Зевсом. Персидские корабли самым прискорбным образом разбивались о прибрежные скалы Эвбеи.

На рассвете греки выслали подкрепление — пятьдесят три афинских корабля, к полудню уничтоживших киликийскую эскадру.

На третий день в битве воцарилось равенство. Персидский флот, многочисленные корабли которого только мешали друг другу, ломая вёсла и сталкиваясь, потерял в тот день много судов. Серьёзные потери были и у греков. Это произошло в тот самый день, когда Леонид преградил персам дорогу у Фермопил. И на суше и на море греки обороняли дорогу на юг Эллады.

Впрочем, вечером вернувшиеся от Артемизия греки, и особенно афиняне, стали считать потери и прикидывать, каким путём они могут наиболее быстро убежать к островам Эллады.

Однако Фемистоклу нужно было совсем другое: он думал: «Если бы только я мог заставить ионян и карийцев вновь присоединиться к нам!»

И он приказал написать следующие слова на скалах над всеми источниками пресной воды, куда приходили пить персидские мореходы: «Ионяне! Вы поступаете скверно, воюя с братьями по крови, чтобы заставить нас, эллинов, склониться под персидским ярмом. Не забывайте о том, что война эта разыгралась из-за вас! По крайней мере, не усердствуйте в бою, если персы будут гнать вас вперёд. Не стремитесь победить своих братьев».

Фемистокл думал следующим образом: «Если Ксеркс не узнает об этих надписях, ионяне, возможно, встанут на нашу сторону». В противном случае Царь Царей будет подозревать их в измене и отделит от своего флота.

Явившийся из Фракии лазутчик сообщил о гибели Леонида, трёхсот спартанцев и феспийцев и о том, что дорога на Афины стала открытой.

Дни эти были отягощены заботами, полны скорби. Задерживаться в этих водах более не имело смысла: можно было потерять весь флот. Гордый, уже испытанный в сражении флот юной морской державы, которой отныне оставалось полагаться лишь на море, но не на сушу, столь необходимую человеку.

Некоторые аркадийцы, недовольные тем, что приходится воевать, когда можно пахать, сеять и жать, явились в Фокиду и предстали перед Ксерксом и его советниками.

— Чем сейчас заняты греки в Элиде, Ахайе, Арголиде и Аркадии? — спросил у них Ксеркс. — Готовы ли они выступить против нас?

— Нет, господин! — заявил выборный от аркадийцев.

— Но что же они всё-таки делают? — потребовал ответа Ксеркс.

— У греков идут Олимпийские игры, — ответил аркадиец. — Они состязаются в скачках на конях, езде на колесницах и атлетических соревнованиях, о, царь!

— И каким же призом награждают победителя?

— Иногда это треножник, иногда просто венок, сплетённый из масличных ветвей, — сообщил аркадиец. — Но, пожалуй, венок будет более почётной наградой. Самыми упорными являются состязания в тех видах, где разыгрывается венок из ветвей оливы.

— Что же это за народ, против которого ты ведёшь нас, о, Мардоний?! — воскликнул Тритантехм, сын Артабана. — Мы вот-вот покорим их землю, а они себе бегают и борются в какой-то Олимпии, чтобы получить оливковый венок! Неужели все они сражаются ради славы, как Леонид возле Фермопил?

Ксеркс недовольно нахмурился.

— Племянник Тритантехм, — молвил он, — всё дело в культуре. И я не могу понять, почему это ещё не дошло до тебя. Наша культура выше, чем у греков. Все наши познания в политической экономии и вопросах администрирования свидетельствуют против такого сумасбродства, как спортивные игры накануне исполнения судьбы народа. Мы, персы, более чувствительны по своей природе. Мы — рассуждения ради, предположу, что нас можно победить, хотя это немыслимо, поскольку сам персидский бог сражается за нас, — никогда не позволили бы себе такого безумства, находясь в положении этих эллинов…

— Тем не менее, по-моему, это великолепно.

Дерзость племянника разгневала Ксеркса. Царское слово прервал не один только племянник, примеру Тритантехма последовал и простец-аркадиец, непринуждённо промолвивший:

— Господин! Вы, персы, не верите в своё поражение, мы, аркадийцы, тоже. И мы пришли сюда не потому, что уверовали в твою победу, а просто потому, что мы хотим работать. У нас нет ничего вдоволь, мы обыкновенные земледельцы, а не воины. И мы, о, господин, лучше поработаем — вспашем, засеем и сожнём, — чтобы тем самым заработать себе на жизнь.

Хотя царственное достоинство Ксеркса было задето, что случалось нередко, — чему удивляться, когда вокруг столько братьев, зятьев и племянников, — в данном случае по вине племянника Тритантехма, а потом аркадийского землепашца, Царь Царей держал себя в руках, и посему он обратился к сидевшим позади него блистательным вельможам со следующими словами:

— А я всегда полагал, что аркадийцы — в отличие от этого олуха — народ поэтичный. Этот человек не произвёл на меня особого впечатления, однако мы можем дать ему в аренду какие-нибудь луга в покорённой Фокиде.

На устах блистательных братьев, зятьев и племянников заиграла улыбка. Ксеркс отпустил аркадийцев с миром. И, думая о будущем, они принялись возделывать земли покорённой Фокиды.