Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс

Время было подходящим для землетрясений, и персы и греки считали их благоприятным знаком. Итак, оба мужа, Демарат и Дикей, шли, разговаривая и непринуждённо жестикулируя, по этой уединённой пустоши, где кроме них не было никого. Они спотыкались о камни, вытаскивали ноги из песка и удалялись от Афин всё дальше и дальше, не замечая этого. Солнце уже начало опускаться за Элевсин. Священный город и возвышавшийся над ним храм Деметры темнели вдали. Стервятники парили в воздухе.

— Пора возвращаться, — заметил Дикей. — Мы уже почти в Элевсине.

— Свет и воздух вокруг нас вселяют трепет в мою душу, — заметил Демарат, оглядываясь по сторонам.

И вдруг он указал на нечто находящееся возле его ног:

— Смотри!

Он впился пальцами в руку друга. Однако перед ними лежал всего лишь труп женщины, ужасный с виду и наполовину расклёванный хищными птицами.

— Нет, ты смотришь не туда! — вскричал Демарат, показывая куда-то вдаль.

Тесно прижавшись друг к другу, оба посмотрели в указанную сторону. Ветра не было, но по равнине катило огромное облако пыли, словно бы поднятой ногами марширующего войска. Тем не менее ни шума шагов, ни голосов не было слышно, и вдруг…

— Слышишь? — вскричал Дикей. — Слышишь?

Охваченный ужасом, он застыл на месте. Демарат, ничего ещё не понимая, поёжился. И неожиданно он услышал чистый и сильный голос.

— Там, кажется, поют? — спросил он, не веря собственному слуху.

— Кто-то поёт гимн Иакху, — прошептал Дикей, потрясённый сверхъестественной тайной, вершившейся в сей вечерний час под мрачным небом, в лучах кровавого заката, пронзавших плотное облако пыли.

Вдали действительно слышались скорбные и полные тайны голоса.

— Иакх! О Иакх!

— Что это означает? — спросил Демарат.

— Неужели ты не понял? — проговорил Дикей. — Разве тебя не посвящали в Элевсинские мистерии?

— Нет, — признался Демарат. — Так скажи мне…

— Это звуки священного гимна, который поют на шестой день мистерий, двенадцатый день месяца боэдромион, во время процессии, по главе которой несут кумир Диониса Иакха [57] Дионис Иакх (Вакх) — бог растительности, вина и виноделия, один из наиболее популярных богов в Древней Греции; празднества в честь его нередко имели характер мистерий, а зачастую переходили в оргии (вакханалии). . Ужасно слышать его на этой безмолвной опустевшей равнине. Ибо там, Демарат, в этом поющем облаке пыли, движется божество! Демарат! Это знак великого несчастья, которое ждёт Ксеркса. Смотри! Облако движется от Элевсина!

Над головами обоих мужей по-прежнему кружили стервятники.

— И куда же движется божество? — спросил в смятении Демарат, так и не выпустивший руку друга.

— К союзникам, — ответил адепт Элевсинских мистерий. — Вне всяких сомнений, к союзникам. Посмотрим, куда именно. Если оно направляется на юг, к Пелопоннесу, погибнет персидское войско.

— Но божество плывёт на восток! На восток! — указал Демарат.

— Значит, будет разбит флот Ксеркса при Саламине! — воскликнул Дикей. — Слышишь, как чётки слова гимна?

Воистину самым необъяснимым, таинственным образом из плывущего облака лилась песнь:

— Иакх! О, Иакх!

Демарат, по-прежнему держа за руку Дикея, прошептал в сгущающихся сумерках:

— Дикей! Никому не говори об этом видении. Иначе нам с тобой не сносить головы.

— Согласен.

— Никогда не упоминай, что боги защищают наш народ… Не нам, изгнанникам, говорить об этом персам.

И оба они бросились бежать по равнине, спотыкаясь о камни. А стервятники, спугнутые их появлением, спустились на землю — к останкам женщины.

Персидский флот стоял на якоре возле портовых городков Фалерона и Пирея. Вступив на собственный сидонский корабль, Ксеркс уселся на свой военно-морской трон. Всех флотоводцев — и старших и младших — призвали на совет, ибо персам, так же как и эллинам, нужно было решить, стоит ли вступать в сражение именно здесь, при Саламине.

Когда Ксеркс опустился на свой престол, поставленный под золотым парусом, позволили себе сесть и все остальные, а среди них были цари Сидона и Тира и Артемизия, царица Галикарнасская. Мардоний по очереди выслушал мнение всех и каждого. Все, включая самого Мардония, высказались за битву.

Когда Мардоний обратился к Артемизии со словами:

— О, царица Галикарнаса, без утайки открой нам свои мысли, ибо ты уже доказала собственную отвагу возле берегов Эвбеи.

Она ответила ему так:

— Мардоний, на мой взгляд, следует поберечь наш флот и не ввязываться в морское сражение. Греки превосходят персов на море так, как мужчина превосходит женщину в силе. Разве есть у нас необходимость вступать в битву? Разве Ксеркс не властвует над Афинами? Разве не добился он своей цели? Разве вся остальная Эллада не свалится сама собой в руки персов? Слушай! Оставив здесь свои корабли и отправившись по Истму в Пелопоннес, мы одержим победу. Греки не сумеют противостоять нам. Ты, Мардоний, загонишь их обратно в брошенные города. На Саламине не хватает припасов, и, если ты предпримешь наступление на Пелопоннес, жители его не станут отсиживаться на Саламине. Зачем тогда им сражаться здесь, перед Афинами? Но если ты решишь дать морское сражение, боюсь, за поражением на море последует разгром на суше, ибо все многотысячные рати наших союзников — объясни сие Ксерксу, Мардоний, — это просто скопище рабов, ненадёжных и бестолковых, будь то египтяне, киприоты, киликийцы или памфилийцы.

Ксеркс ценил Артемизию, хотя у себя дома, в Сузах, он никакого феминизма не допускал. И всё же, полагая, что царица должна править двором с помощью кнута или же ткать достойные царя золотые одежды, Ксеркс восхищался Артемизией. Сия амазонка, на взгляд Царя Царей, весьма приятным образом контрастировала с его полководцами самых различных рангов. Из-под шлема на её голове выбивались очаровательные чёрные волосы. А короткая, до колен, защищённая металлом туника открывала голени, прикрытые блестящими поножами. Отношение Ксеркса к Артемизии зиждилось в известной мере на симпатии, рождённой эстетическим восхищением. Когда Мардоний, в соответствии с требованиями принятого при персидском дворе этикета, ознакомил Царя Царей с мнением Артемизии, Ксеркс ни в коей мере не согласился с её аргументами. Тем не менее он улыбнулся ей самым благосклонным и дружелюбным образом. Конечно же, она удивительна и неповторима в своём роде, но нельзя же…

Совет закончился: Ксеркс принял решение дать грекам морское сражение. Откровенно говоря, так он решил ещё до совета. Таков уж был взятый Ксерксом метод правления. Кстати, у него имелись и собственные идеи, как и у царицы Галикарнаса. И свои идеи эти он поведал Мардонию, пока блистающие великолепием цари, царица и флотоводцы большего и меньшего ранга, позвякивая почётными золотыми цепями и сверкая многочисленными браслетами, грузились в свои лодки после завершения совета.