Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс

Старые лакедемоняне во дни, когда события эти отошли в прошлое и когда в каждом, кто сражался при Платеях, эллинская молодёжь видела чуть ли не бога, рассказывали о том ударе персидской конницы, заставившем отступить фалангу.

И всегда прибавляли: «Только не говорите, что варвары не умели ни сражаться, ни умирать. Пусть так говорят глупцы, но не мы, сражавшиеся при Платеях. Наша первая линия рассыпалась в мгновение ока. Питанатскую мору изрубили в куски. Сама Афина Промахос, Афина Воительница, и Арес, Опустошитель городов, отступили бы под ударом Мардония».

Спартанцы остановились. А конная тысяча — точнее, то, что от неё осталось, — подалась назад, под прикрытие стены щитов, разъярённая, непобеждённая, но отступившая.

Тут наконец фаланга сошлась с персидской пехотой, оградившей себя стеной плетёных щитов. Среди и спартанцев и ариев были такие, которым довелось участвовать в десятках битв, но подобной не помнил никто. Персы, знавшие греческий язык, услышали слова, заставлявшие каждого эллина сражаться за десятерых:

— За Леонида! За Фермопилы!

Приказов не было слышно, голоса труб и те потонули в грохоте битвы. Каждый дрался на своём месте, зная, что ему надлежит сразить врага. Стена персидских щитов начала медленно прогибаться, как оттянутая верёвка. А потом она лопнула. Мгновение — и гоплиты-эллины погнали перед собой лёгкую азиатскую пехоту, скашивая её, словно коса колосья. Персидская пехота отступала, ибо в своих лёгких панцирях, с короткими копьями она не могла сопротивляться спартанцам, однако силы варварского войска ещё не были исчерпаны. Много раз Мардоний водил вперёд персидскую конницу, и каждый откат был лишь прелюдией к новому, ещё более могучему удару.

— За Мазду, за Иран, за Царя!

Боевой клич князя превращал его всадников в демонов, которые бились с богами. Фаланга получала могучие удары, даже останавливалась, но не разрывалась и шаг за шагом, сажень за саженью оттесняла варваров. И каждый раз кличу Мардония отвечали грозные голоса:

— За Леонида! За Фермопилы!

Казалось, жизнь Мардония охраняли боги. Он всегда находился в самом центре сражения. Белый нисейский конь лебедем налетал на лаконские копья. Если бы доблесть одного человека могла решить исход сражения, отвага Мардония была бы способна сотворить чудо. И всегда под стрелами за ним следовал всадник в серебряном панцире на лёгкой кобыле, также остававшийся невредимым. Но когда битва затянулась настолько, что мужи начали падать от усталости, тесноты и жары, князь отъехал в сторону на возвышение, откуда, став возле сельского храма Деметры, он мог следить за ходом сражения. Он увидел, что арии медленно отступают, отходят на шаг, на полшага, но неуклонно отодвигаются под натиском фаланги. Тогда он послал гонца:

— Езжай к Артабазу. Пусть возьмёт с собой из лагеря всю охрану, всех мужчин, каждого евнуха, который способен держать копьё, и немедленно ведёт их сюда. Иначе мы проиграем битву.

Вестник ткнул в бока коня шпорами и спустился с холма. Мардоний же повернул коня и направил его в самое пекло.

— За Мазду, за Иран, за царя! — прокатился над полем брани его могучий голос.

Персидские вельможи, знавшие одни только победы, возобновили натиск. Последний их удар оказался самым жестоким. Фаланга прогнулась, как натянутый лук. Персидские пехотинцы, не думая о себе, бросались на греческие копья и переламывали их голыми руками. Мардоний никогда не гордился своим воинством так, как в этот час. У него были все основания для гордости, однако бойцовский пыл был потрачен понапрасну. Волна персов отхлынула, спартанцы вновь сомкнули ряды, и Мардоний понял, что люди его сделали всё, что могли. Они сражались с рассвета. Разве не сам Мазда восстал против персов? Разве не достаточно сил отдано за нежащегося в Сардах Царя Царей?

— За Мазду, за Иран, за Царя!

На этот клич уже никто не ответил. Там и тут пехотинцы и всадники, в одиночку и группами отступали к своему последнему оплоту — укреплённому лагерю возле Асопа. Князь обратился к своим всадникам, окружавшим его уже в значительно меньшем числе:

— Неужели мы убежим как испуганные псы? Вспомните славу ариев! Вперёд!

Но его не услышали даже самые отважные. Фаланга ускорила своё движение. Теперь она пошла быстрым шагом. И вдруг спартанцы бросились вперёд как одержимые.

— Афиняне одолели фиванцев! Они идут к нам! О мужи-лакедемоняне, пусть слава этой победы достанется нам одним.

Крик Павсания повторили его помощники. Слева уже наносила удар вторая фаланга — колыхались пять тысяч султанов, блистали пять тысяч острых копий. Аристид пришёл со всей своей силой на помощь союзникам. Однако в этом не было необходимости. Уже один вид афинского войска изгнал отвагу из сердец варваров, строй азиатов рассыпался, словно песок. В этот миг посланец остановил коня возле Мардония:

— Господин, Артабаз или трус, или предатель. Он бежал, решив, что битва проиграна. Помощи не будет.

Князь поник головой, вокруг бушевала битва. Нисейский конь был забрызган кровью, но Мардоний направил его вперёд, преграждая путь к отступлению отряду мидийцев.

— Повернитесь назад! Трусы! — Он плашмя ударил мечом ближайшего из бегущих. — Если ты не способен победить, как положено арию, сумей хотя бы честно умереть.

— Митра изменил нам. Артабаз бежал. Спасайся, кто может!

Мардоний преградил путь отряду саков. Но с тем же успехом можно было бы приказать северному ветру задуть в обратную сторону. Конные, пешие, вавилоняне, эфиопы, мидяне, персы дружно бежали в лагерь, но, глядя на наступающие фаланги, Мардоний понял, что спасения не будет и там…

Мардоний остановил своего коня на холме, в стороне от бегущих. Спутница жизни его была рядом. Он наклонился к ней:

— Битва проиграна. Лагерь защищать некому. Что делать?

Артозостра сняла с головы украшенный золотым кружевом шлем, и солнце заиграло на нежном лице и золотых волосах.

— Мы — арии, — коротко ответила она.

Мардоний всё понял и протянул руку к уздечке её коня, заставляя его оставаться рядом. И тут стройная фигурка дрогнула в седле. Стрела, пущенная лаконским илотом, пробила посеребрённый панцирь. Алая кровь хлынула на грудь. Резким движением князь перебросил жену на своего коня. Она улыбнулась.

— Главкон был прав, — прошептала Артозостра одними губами. — Зевс и Афина сильней Мазды и Митры. Будущее за Элладой. Но и нам нечего стыдиться. Мы сражались, как положено ариям, детям завоевателей и царей. Мы будем счастливы с тобой в Гаронманье Благословенной, чего же бояться?

Тело её содрогнулось. Спартанские копейщики приближались. Мардоний ещё раз поглядел на поле битвы. Персы бежали как овцы. Так уходила мечта о сатрапии, о новых походах, о власти над миром.