Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

Королевские бастарды имели собственное применение на брачном рынке, но обычно не принимались королевскими семьями. Габсбурги использовали их для скрепления союзов могущественных, но неверных вассалов, а Валуа даровали их жаждущим возвышения благородным семействам. У Тюдоров их было слишком мало, чтобы сделать какие-либо обобщения, и Мария, разумеется, оставалась незамужней, пока она, уже будучи королевой, не выбрала себе спутника сама. Отдавая своих дочерей, каждый принц эпохи Возрождения должен был помнить о том, что в один прекрасный день зять сможет унаследовать его корону. Генрих VII, Франциск I и Фердинанд Арагонский потеряли своих старших сыновей при жизни. Генрих и Франциск имели вторых сыновей, которые в конце концов им наследовали, а Фердинанд остался перед сложной дилеммой, когда его жена Изабелла умерла в 1504 году. Будучи кастильской королевой, она была принуждена признать за своим мужем равный статус, но у нее не было намерения позволить ему удержать матримониальную корону после ее смерти. Смерть их сына Хуана в 1499 году оставила права наследования в руках их старшей дочери Хуаны и ее мужа Филиппа Габсбурга. Хуана скорее всего никогда не стала бы властной правительницей, но Филипп явно был готов воцариться, когда безвременная смерть устранила его со сцены в 1506 году. Это позволило Фердинанду удержать власть, и когда он в 1516 году умер, ему наследовал в обоих королевствах старший сын Хуаны Карл. Династически это могло выглядеть вполне приемлемо, но в Испании вспыхнул мятеж, и прошло много лет, прежде чем народ окончательно принял своего чужеземного и зачастую отсутствующего монарха. Простейшим способом решения подобных проблем явилось бы введение салического права (которое исключало всех женщин из порядка наследования), но это не соответствовало обычаю Кастилии и Англии. Каждый раз, когда Генрих VIII использовал свою дочь в матримониальном гамбите, он четко сознавал, что его избранник может со временем оказаться английским королем, и судя по всему, именно поэтому попытки с Франциском I и Яковом V не были доведены до конца. Упорное нежелание Генриха признать перспективу наследования престола женщиной должно было стать одним из наиболее важных факторов в той истории, которая за этим последует, и важно помнить, что такое нежелание разделялось его подданными. Анонимный аристократ, который заявил, что, будь в нем французская кровь, он бы вырезал ее ножом, был ксенофобом не в большей степени, чем большинство его сельских приятелей.

Проблема женского наследования в определенной степени связана с преобладающей культурой мужского превосходства и в какой-то мере с неопределенностью законов. Согласно традиционной точке зрения, сформированной мужчинами, но разделяемой также большинством женщин, человеческая самка слаба как телом, так и умом, подвержена искушениям и сама является источником моральной порчи для мужчин. Тот неоспоримый факт, что церковь признала многих женщин святыми и что недавняя история могла продемонстрировать в Изабелле Кастильской королеву столь же превосходную, как и любой из королей, ни в малой мере не подорвал этого стереотипа. Даже такой педагог-гуманист, как Хуан Луис Вивес, который говорил о школьном образовании девочек, не допускал каких-либо элементов равенства. И сама Изабелла дала своим дочерям превосходное образование, но не готовила их к правлению. Считалось, что если женщина унаследует корону, то править будет ее муж. Он получит матримониальную корону, и его власть автоматически будет равна ее власти. Что должно произойти в случае ее смерти, было неясно. Если существовал совершеннолетний наследник, его роль заканчивалась; если наследник не достигал нужного возраста, он мог с полным основанием рассчитывать на регентство. Но если престолонаследие оспаривалось, он мог спокойно оставаться у власти, как это сделал Фердинанд в Кастилии. Некоторые английские законники, которые были особенно склонны к панике в связи с женским престолонаследием, даже заявляли, что королевство должно переходить в полную собственность супруга королевы до конца его жизни, пока оно не перейдет к очередному наследнику [11] D. V. Loades, «Philip II and the Government of England» in Law and Government under the Tudors, eds. C. Cross, D. Loades and J. Scarisbrick, 177-94. . Когда столь важный момент связан с такой полной неопределенностью, неудивительно, что предпринимались усилия избежать случайности. Шотландцы сопротивлялись изо всех сил, чтобы предотвратить в 1540-е годы брак своей юной королевы Марии и принца Эдуарда Английского, боясь, что более могущественный сосед поглотит их. Они победили ценой срочного сближения с Францией, а потом погрузились во внутренние раздоры, когда Мария избрала своего второго мужа поближе к дому. Короче, Шотландия стала хорошим примером, помогающим понять, почему Генрих VIII так долго готовился обеспечить мужскую линию наследования.

Поскольку брак был церковным таинством, разрешение споров было предоставлено церковным судам, и, к несчастью, канонический закон на этот счет не отличался ни простотой, ни ясностью. Например, существовало несколько способов заключения брачного контракта. Обручение per verba de fiituro не являлось нерушимым и было обычным приемом, используемым в дипломатических целях, когда обе стороны желали сохранить свободу действий, а королевские особы были, вероятно, еще детьми. С другой стороны, обручение per verba de praesenti было более серьезным делом и наверняка достаточным основанием, чтобы заключить какой-нибудь контракт, если только оно не расторгалось по взаимному согласию. Такое обручение, за которым следовали брачные отношения, должно было стать полноценным и законным браком, даже если брачная церемония не проводилась. Когда проводилась церемония, но не начинались брачные отношения, брак считался законным, но его довольно легко было расторгнуть. При этой усложненной и часто повторяющейся системе королевских брачных переговоров было нормальной практикой предоставлять церковному правосудию расчищать обломки предшествующей дипломатии, когда наступало время заключить нерушимый союз. Неосторожность в таких вопросах могла иметь самые серьезные последствия, как например заключенный предварительно контракт Эдуарда IV с леди Элеонорой Батлер стал предлогом для признания в 1483 году обоих его сыновей незаконнорожденными. Должен был приниматься в расчет и довольно коварный вопрос о кровном родстве. Многим категориям родственников открыто запрещалось вступать в брак, но двоюродные братья и сестры в этом отношении составляли обширное и необозримое поле. В эпоху, когда большинство королевских семей состояли в определенной степени в родстве, они создавали множество неожиданных ситуаций. Обычно в случае сомнения такой брак разрешался. Однако даже обращение в верховный церковный суд не всегда гарантировало безопасность. Некоторые формы родства были запрещены Божественным законом, и никакое разрешение не предоставлялось вопреки такому закону. К несчастью, представители канонического права не могли точно договориться о том, где проходит демаркационная линия, поэтому некоторые разрешения всегда могли быть оспорены. Более того, было чрезвычайно важно сформулировать разрешение в точном соответствии с конкретным случаем, потому что при возникновении споров несоблюдение формальностей создавало постоянный риск. Когда было признано, что на внесупружеские связи также распространяется запрет на кровосмешение, независимо от того, стало ли о них известно или нет, то на основании этого легко себе представить, в какие джунгли могли превратиться законы. С тех пор как судейское сословие разбогатело благодаря своему ремеслу, оно не склонно было потворствовать каким-либо упрощениям.