Григорий Хохлов - Доля казачья

— Я очень жалею сейчас, что тогда промахнулся, в горящем городе, когда стрелял в тебя. Тогда не было бы этого позорного для меня боя.

— Это должно было случиться, и ты знал это. Но я готов тебе помочь в том, чтобы ты сам убедился в совершенстве нашей, русской манере ведения боя перед вашей, очень артистичной восточной манерой.

И неожиданно для всех Бодров воткнул свою шашку в землю.

— Теперь я более доступен тебе для убийства, ты можешь постараться это сделать.

Замерла вся площадь в тягостном недоумении, неужели этот казак такой безумец, или не понимает он, что имеет дело с великим мастером. Ведь именно он подбивал всех в городе, учеников различных школ, на восстание против иноземцев. Авторитет его мастерства непомерно высок не только среди горожан, но и среди, авторитетных людей города, и самой императрицы. Ожил Фу То До, и в его глазах, появилась звериная искорка надежды на собственное спасение. Он яростно набросился на противника, и казалось, что от его меча вряд ли кто сможет спастись. Но Лука Бодров не только ловко уклонялся от оружия врага. Но в один удобный момент нанёс ему тяжелый и сокрушительный удар в голову своим мощным кулаком, как кувалдой. Тихо охнул маньчжурский боец и мешком осел на землю. Вряд ли, чтобы он смог что-то запомнить со всего происходящего с ним казуса. Бросились поднимать Фу То До его поклонники своего недавнего кумира. Но Алексей Федоркин их огорошил своей одной убийственной фразой.

— Можете зря не беспокоиться, господа! Лука Бодров одним ударом кулака быка с ног валит.

И чтобы было зрителям наиболее понятно, приставил рога к своей голове и внятно произнёс:

— М-у-у! М-у-у!

Затем казак закатил свои красивые глаза в мохнатых длинных ресницах и артистично опустился на колени и показал, как далее будет падать бык на землю.

Шорохом среди всей тяжёлой тишины пронеслось удивление народа, и также неожиданно всё стихло.

— Он мёртв! — объявил слуга императрице.

Та нисколько не огорчилась, как будто ничего тут дивного и не произошло.

— Все школы боевых искусств с сегодняшнего дня я распускаю, как не оправдавшие надежд нашего народа. Я лишаю их всякой рекламы и помещений. Пусть теперь они занимаются по подвалам и сараям, как они это делали раньше.

Теперь очередь дошла да Никодима Чёрного, он так и оставался в своей монашеской одежде. Его соперник всё время держался в тени, и лицо его всё время ускользало от чужих лишних взоров. Он также был одет как монах, и не торопился разоблачаться из своих одежд.

Наконец-то они сошлись для выяснения своих личностей, и всей тяжести возложенных на них задач прошедшим временем.

— По тайному знаку, которые знаем только мы монахи-демоны, я понял, что ты знаешь всю нашу логику поведения. И даже получается, что ты наш человек, ты им прекрасно пользуешься, этим тайным знаком. Но с другой стороны, ты только за одно это должен умереть.

И дальше наставник, продолжил свою речь, уже совсем спокойно.

— Я верю тебе, что ты сын ненавистного нам Бахи.

Но именно поэтому ты удостоен второй раз позорной смерти, как и твой отец, хотя тебе и одного раза достаточно.

— Докажи, что ты начальник этой школы, а не простой монах? — спросил его Никодим.

Тот отделился на какое-то время от земли и приблизился, как бы паря в воздухе, к Никодиму.

— Такого совершенства не знал твой отец, и ты тоже этого не знаешь, и никто не знает. Таких, как я мастеров во всём Тибете несколько человек есть, не более.

Улыбнулся ему Никодим, и взял у слуги кувшин с водой.

Так же воспарил он в воздухе, не касаясь земли, навстречу таинственному монаху незнакомцу. Затем протянул ему кувшин с водой в его руки.

— Лей!

Льётся вода из кувшина на ладошки Никодима и не стекает на землю, а облачком зависает в его руках. Поднял он это радужное и невообразимое по своей красоте, играющее в лучах утреннего солнца, чудное облако над своей головой. И оно, это облако, величественно задвигалось над ним, а затем переместилось в сторону изумлённого монаха-убийцы. Оно двигалось, восторгая всех зрителей своей лёгкостью и построением своей формы. Отчётливо просматривался там, в этом живом и ярком облаке, постоянно льющийся сыпучий каскад живых капель воды.

Как бы и сейчас живущих своей прежней жизнью. Как и было всё первоначально, когда вода только лилась из кувшина на руки священнику. Оставалось для всех зрителей мудрёной загадкой, как эта вода, в виде чудного по своей красоте облака, ещё не пролилась на землю. Ведь она лилась там! Похоже, было, что время было подвластно Никодиму. И он сумел остановить его. И даже, как ни странно, ловко властвовать им. Обрушилась вся эта красота стройным каскадом брызг на изумлённого монаха уже простой и мокрой водой. Тот не смог произнести даже малейшего звука. Он всё думал о том, как такое могло произойти в природе и не понимал ничего. Очень тяжёлой была для него легко разрешимая со стороны задача.

Вся площадь разразилась неудержимым смехом. Монах был мокр, как курица, и выглядел очень нелепо. Но он всё ещё пребывал в том времени, когда вода только должна была пролиться сразу из кувшина. Получалось, что все его действия тоже на какое-то время запаздывали вместе с вылитой сейчас на него водой.

— Ты можешь быть учителем всей моей школы после моей смерти, конечно, если такое случится сегодня. Ты достойный преемник этого высокого звания. Ты сегодня удивил меня, и, причём, очень серьёзно.

В разных сторонах площади послышались странные звуки и они как бы подтверждали правильность решения своего начальника. Но кто стоял за ними, никто так и не понял.

Были здесь люди учителя и они одобрили его слова. Но сами при этом, как всегда, остались в тени.

Может наставник школы надеялся на хороший для него исход поединка, и как бы подкупал Никодима этим своим заявлением.

Всё так и осталось тайной. Достал священник свой свёрток, который принёс сюда с собой и развернул его. Там покоился меч его отца, и люди сразу же узнали его. Те, кто и должен был это знать, это был меч Бахи. Другим оружием монахи никогда не пользовались, только такими мечами.

И сам наставник теперь понял, что боя ему не миновать, много было крови на этом мече, и всё было, как никогда очень серьёзно.

Он превзошёл себя в этом бою, и можно сказать, что блистал там, если бы всё же не проигрывал Никодиму.

И в самой технике боя проигрывал, и по другим духовным параметрам. Но большего он сделать не мог, это было выше его сил. Его победила другая школа боя, и именно Ивана Чёрного-Бахи.

И в итоге он сдался на милость победителя, и теперь, смиренно, как ягнёнок, на коленях ждал своей участи. Не стал его добивать Никодим, не мог он это сделать, выше всех его человеческих сил было это сотворить. Каждая минута этого позора наставника целой школы наёмных убийц становилась несмываемым пятном для всей школы. И это всеми ощутимое, но невидимое пятно, всё ширилось, и уже могло предвещать великую катастрофу. И всё же, последний миг, когда все могло быть сделано в допустимых рамках, не был утерян. Из толпы зрителей выскочил какой-то быстрый и очень блеклый для людского глаза человек. Никто потом так и не сумел его хоть как-то толком описать. Как молния сверкнул его маленький серебряный кинжал сверху вниз и поразил родничок наставника. И тот рухнул с колен, как подрубленный.