Александр Западов - Забытая слава

Разумовского назначили управлять имением цесаревны, а вскоре и всем ее двором, и сделался он самым необходимым для Елизаветы человеком. После переворота ему подарили крупные вотчины на Украине и в России, дачи под Петербургом, возвели в графское достоинство, наградили орденами. Осенью 1742 года Елизавета, коронованная императрица, негласно обвенчалась с Разумовским, и он занял в царском дворце покойное и прочное место.

В государственное управление Разумовский не вмешивался, держался скромно, властью своей не пользовался. Но пил он много — оттого и с голоса спал, — во хмелю же был буен и скор на расправу. Тяжелой его руки собутыльники опасались.

При дворе пошла мода на украинское. Земляки Разумовского потянулись в Петербург. Младшего брата Кирилла фаворит отправил на два года для просвещения за границу с воспитателем Тепловым, сделал президентом Академии наук. В 1750 году на Украине возобновили гетманское управление — Кирилл Разумовский был выбран гетманом. И Украиной и Академией наук правил при нем Григорий Теплов, умный и опасный делец.

В народе знали о Разумовском — мужик, сошедший с голоса певчий, живет с царицей. Слышно о нем было не много, в сражениях он не отличался, на войну не ездил, от министерских дел стоял далеко, а все-таки не лежало к нему сердце. Залетела ворона в царские хоромы…

Говорили о том, что Разумовский в Петербурге держал команду черкас — украинцев — и много та команда русского народа убила, мертвые тела привозили в полицию, и там дивовались, кто это все делает. За верное передавали, что старинные, прежних царей вещи и других государей подарки, что во дворце хранились, Разумовский вывез и отослал своей матери, а мать переправила их в Польшу, Государыне докладывали о таком воровстве, только она ничего ему сделать не изволила.

Иной раз обвинения были и потяжелее. Злоумышлял Разумовский на жизнь и здоровье великого князя Петра Федоровича. Фальшею графа Алексея Григорьевича наследник придавлен был потолком обвалившимся, чудом спасся. После по приказу Разумовского должны были его высочество сонного на постеле задушить, а солдат, к тому назначенный, о таком злодействе донес, и на постелю положили другого, а кого — неизвестно, и когда того убитого погребали, то его высочество изволил говорить: это-де Алексея Григорьевича удавленник…

Хитер граф Разумовский и колдовство ведает, — иначе как бы все ему с рук сходило? А он в полной милости, и любовь Елизаветы Петровны к наследнику совсем остудил, только его она и слушает. И оттого слушает, говорили, что в платье, которое государыня всего более изволит носить, зашито волшебное, подобное как рыбка, и через него граф Алексей Григорьевич государыню прельстил.

Так толковали в народе, и за такие байки ссылали в Сибирь, заточали в монастыри. Дворцовые происшествия отражались порой в этих слухах, — например, в гостилицкой мызе Разумовского, спешно приготовленной к приезду императрицы, действительно рухнул потолок, — но иные легенды никаких оснований не имели. А тем, кто рассказывал про волшебное в виде рыбки, зашитое в платье Елизаветы Петровны, было совсем невдомек, что она, с тех пор как стала императрицею, дважды не надевала ни одного платья и беспрерывно шила себе новые. Так что волшебства и на полдня бы не хватило, а Разумовский владел ее сердцем годами.

Получив приказ, Сумароков явился во дворец для представления новому начальнику.

Часовые легко его пропустили. Разумовский в халате сидел за столом, уставленным тарелками с обильным завтраком.

— Кто таков? — спросил он грудным, низким голосом.

Сумароков отрапортовал.

— Грамоте умеешь?

— Окончил Шляхетный кадетский корпус, о чем аттестат имеется.

— То хорошо… — подумав, сказал Разумовский. — Горилку пьешь?

— Пью, господин лейб-компании поручик.

— То нехорошо. Привыкать не треба. А кто привык, тому ничего. Выпей.

Разумовский налил две рюмки и чокнулся с Сумароковым.

— Про то, что государыня императрица изволила лейб-компанию учредить, знаешь?

— Знаю, господин лейб-компании поручик.

— То хорошо. Вот и занятие тебе, — Разумовский посмотрел на верхний лист лежавшей перед ним стопки бумаг, — господин адъютант Сумароков. Живи во дворце, а потом и квартиру сыщем. Пойди пока. Или нет. Здоровье государыни выпьем.

Он встал и снова наполнил рюмки.

— Теперь иди. Эти бумаги возьми, в жалобах разберись, мне доложишь. А я отдохну.

Сумароков, повернувшись налево кругом, вышел в соседнюю комнату. Подвинув к окну тонконогий перламутровый столик, он принялся читать листы голубой и белой бумаги, исписанные лихим канцелярским почерком, со множеством росчерков и завитушек.

В покой Разумовского заглянул придворный лакей, тихонько прикрыл дверь и сел перед нею на штофном стуле.

Дел по лейб-компании было много, и скоро они стали приводить Сумарокова в уныние. Жалобы на пьянство гренадер, на чинимые ими разбои летели со всех сторон.

Новопожалованные поручики пустились в загул. Они громогласно кричали на улицах, что служба их свету известна, и знать ничего не хотели. Елизавета называла лейб-компанцев своими «детьми» и прощала любые вины, закрывая глаза на преступления. Помнила она, что сделали для нее преображенские гренадеры в ноябрьскую ночь, боялась, видно, солдатской вольницы и власть над ней потеряла.

Единственной обязанностью лейб-компанцев была охрана императорской персоны. Гренадеры несли дворцовый караул. В наряд выходило пятьдесят человек, командовали унтер-офицеры. Караул выставлял внутренние посты у дверей в личные апартаменты Елизаветы, у лейб-компанского знамени. Ночью рядом с комнатой, где спала царица, — боясь покушений на свою жизнь, она каждый раз меняла место ночлега, избегая ложиться в опочивальне, — помещался пикет, и число постов увеличивалось.

Самые рослые и красивые гренадеры — таких нашли шестьдесят человек — составляли кавалергардский корпус. Кавалергарды получили нарядную форму: красные накладные кафтаны без рукавов, с вышитым золотом государственным орлом на груди и спине — супервесты. В дни приемов они дежурили у дверей в личные комнаты, куда пропускали только по особому разрешению. «Пройти за кавалергардов» означало быть в милости.

Понимая, что с ходу взятое можно в одну ночь потерять, Елизавета распорядилась держать лейб-компанцев поближе к себе и во всегдашней готовности к действию. Гренадер поселили в большой зале Зимнего дворца и настрого запретили отлучаться без ведома унтер-офицера. Оказалось, однако, что такое соседство двору беспокойно. Лейб-компанцы пьяные слонялись по комнатам Зимнего, их ругань и песни доносились в покои государыни. Уговоры вести себя пристойно не помогали. Тогда лейб-компанцев вывели из дворца и разместили в ближайших домах, чтобы можно было собрать их за четверть часа.