Александр Западов - Забытая слава

увидела Екатерина и взяла у Сумарокова пачку. Взгляд ее с озорством пробежал строки:

но она сразу же вытянула другой билет:

— Однако увы! Власть не моя, так что не бойтесь, господин сочинитель, — смеясь, говорила Екатерина. — Но я знаю кое-кого, кто вам об этом готов сказать совершенно серьезно.

Заиграла музыка. Елизавета Петровна, сменившая мундир капитана лейб-компании на голубое, вышитое серебряными цветами платье, открыла менуэт с французским послом. За ними двинулись кавалеры, заметно раздавшиеся у пояса, и дамы, на чьих лицах нередко проступала щетина и краснели толстые носы, обличавшие склонность владельцев к горячительным напиткам.

Сумароков с негодованием отвернулся. Екатерина ласково смотрела на танцующих, которые, встав двумя рядами, церемонно кланялись и приседали, приседали и кланялись своим визави.

— О ком вы говорите, ваше высочество? — спросил Сумароков.

— Не притворяйтесь, — строго сказала Екатерина. — Вы чудно знаете, что я говорю об Иоганне, моей фрейлине, которую вы чуть не съели глазами, когда мы смотрели трагедию.

Сумароков не помнил о таком своем внимании к Иоганне, но ее приятное лицо выплыло из памяти, и он готов был согласиться с Екатериной.

— Это очень преданный мне человек, Иоганна-Христина Балк, — продолжала она. — Мы с ней вместе приехали из Германии. Кроме нее, у меня почти нет близких людей. Кого я полюблю, со мной разлучают. Эта участь нынче грозит Иоганне. Сохраните ее для меня!

— Но как же я могу это сделать, ваше высочество? — удивленно спросил Сумароков.

— Она милейшая девушка, сирота из хорошей семьи. Сватайтесь — вы получите любящую жену и в моем лице верного друга в придачу.

Сумароков пристально смотрел на великую княгиню. Мысль о женитьбе не приходила ему в голову. Служба и театр отнимали львиную долю времени, остальное уходило на сочинительство. Жена, конечно, внесет беспорядок в его устоявшийся холостяцкий уклад, но с этим надобно свыкнуться. Все равно, общей судьбы не избежать. Лишь бы не случилось, как сказано в одной его эпиграмме:

Однако на рекомендацию великой княгини можно положиться.

— Мы очень здесь одиноки, — настойчиво говорила Екатерина, — и я и моя Иоганна. Мы должны всегда быть бодры и веселы, хотя на душе кошки скребут. Когда умер мой отец, я плакала о нем. На восьмой день императрица приказала мне перестать плакать — ведь мой отец не король. Великой княгине, видите ли, неприлично так долго плакать об отце, который был всего-навсего только принц… Мне пришлось утереть слезы и сесть за карточный стол.

Сумароков с ожесточением нюхал табак.

— Ваше милостивое внимание, — сказал он, — мне дорого, и дружба ваша почетна. Но я совсем не знаю Иоганну, и, может быть, ее сердце уже занято?

— О, не беспокойтесь! — весело сказала Екатерина. — Я ручаюсь за все, и мы сыграем самую веселую свадьбу… Меня, я вижу, ищут. Прощайте, и помните нашу беседу.

«Господин сочинитель колеблется, — подумала она. — Не надо натягивать поводья, он теперь пойдет сам, без шенкелей и хлыста. Главное сделано».

Екатерина проходила школу верховой езды, садилась в седло, нарушая приличия, по-мужски, и владела лексикой кавалериста.

Иоганна Балк давно подумывала о замужестве. Это был единственный способ устроить жизнь. Служба при Екатерине со дня на день могла прекратиться. Возвращение, в Цербст полунищей отставной фрейлиной? Но ведь все знают, что Россия сказочно богатая страна, где немцы в короткое время неслыханно богатеют. А что, кроме зачиненных платьев великой княгини, привезет она? На какие деньги будет жить? Цербстские горожане вряд ли возьмут ее даже гувернанткой к детям — на эти роли везде предпочитают француженок. В германских княжествах, как и во всей Европе, мода на парижское…

Молодой двор был замкнут для посторонних людей, а своих кавалеров там не хватало. Да и кто из камергеров Екатерины, принадлежавших к знатным семействам России, обратит внимание на немецкую сироту?

Иоганна слышала о Сумарокове, не раз видала его на придворных церемониях. В мечтах ее избранником был бодрый немецкий офицер, лучше даже принц, пусть владеющий лишь одним захолустным городком. Но немецкие принцы охотились за дочерями европейских монархов. Окружавшие великого князя голштинские офицеры, как на подбор, редкие грубияны и пьяницы. А Сумароков был свободен. С ним могла стать свободной и она.

Иоганну смущало, что Сумароков слывет сочинителем, что он слишком быстр, порывист, неумерен в речах. К тому же он имел привычку нюхать табак, угощая коричневой пылью грудь камзола, кафтан и туфли. Не украшали его и рыжие волосы, как не красило моргание, подмигивание то левым, то правым глазом. Правда, ресницы у него были длинные и красивые.

Верно и то, что Сумароков русский офицер в майорском чине, и хоть служит он не в полку, зато близок Разумовскому и у всех на виду. И если приложить к нему твердую женскую руку, можно сделать его похожим на других аккуратных людей, привести в полный разум.

Когда Екатерина передала ей свой разговор с Сумароковым, Иоганна охнула про себя, но благодарила с чувством и томностью.

— Я сделала, что сумела, — сказала напоследок великая княгиня. — Теперь сама за него принимайся и помни, что железо куется горячим, не правда ли, Иоганна? «Пришел, увидел, победил», — как говаривал Юлиус Цезарь.

Иоганна понимала это. Но «прийти» и «видеть» было не так-то просто. На спектаклях не поговоришь, вокруг столько глаз и любопытных ушей, в церквах они бывали разных, Иоганна — в лютеранской, а Сумароков — в православной, если он вообще когда-либо захаживал в церковь. Встреча на маскараде? Сумароков их не жаловал. Однако он мог стать знаком великому князю и приходить на концерты, которые иногда устраивались в его комнатах. Или нет, еще вернее — он может приходить к Чоглоковым!

Муж и жена Чоглоковы — камергер и статс-дама Мария Симоновна, двоюродная сестра императрицы, ее любимица, — вскоре после женитьбы Петра Федоровича на Екатерине были приставлены к ним главными надзирателями. Императрица желала исправить характер наследника престола, отучить его от дурных наклонностей и послеживать за великой княгиней, которую молодой супруг не баловал своим вниманием. Екатерина сразу поняла характер этих глупых и вздорных соглядатаев и научилась незаметно командовать ими. Теперь, в разгаре ее романа с Сергеем Салтыковым, Чоглокова уверили, что он обладает талантом стихотворца, сочиняет нежные песни, и каждый день стали требовать от него новых. Чоглоков с преважным видом вооружался пером и целыми вечерами выводил на бумаге бессмысленные строчки, а молодая компания шумела и веселилась, прикрывая беседы Екатерины с любовником.