Александр Западов - Забытая слава

Причиной всему был муж покойной сестры Елизаветы Аркадий Бутурлин. Он забрал власть в доме, держал в подчинении тещу Прасковью Ивановну и теперь хлопотал о разделе наследства, надеясь урвать кусочек побольше.

Весною следующего года Сумарокову пришлось все же побывать в Москве. Там собиралась Комиссия о сочинении Нового уложения. Сумарокова в депутаты не избирали, но он не мог пропустить заседаний российских законодателей. Второй повод для поездки — семейный раздел. Нельзя было допустить, чтобы Аркадий Бутурлин обидел мать и сестер. О своей доле Сумароков не беспокоился, на государево жалованье и впредь проживет.

Бутурлин был жаден и скуп. Сумароков выводил его в комедиях под именем Кащея и Чужехвата. Хищный скряга обманывает даже своих домашних и трясется над каждой полушкой.

После смерти Петра Панкратьевича Бутурлин намеревался исключить Сумарокова из участия в разделе имущества. Основания к тому судейские крючки находили. Александр Петрович разошелся со своей законной женой Иоганной-Христиной и спутался с крепостной, за что ото всех почтенных людей порицается. Дворянин, презирающий осуждение своего круга, — нормальный ли он человек? Нет, он выжил из ума, через пьянство потерял рассудок, в дела употребляться не может и перед законом неправоспособен.

Так убеждал Бутурлин московских приказных, раздавал взятки и настраивал Прасковью Ивановну против ее непокорного сына.

Сумароков, едучи в Москву, был мрачен. Он, создавший русский театр, от детища своего отстранен. Старания его привести в приличный вид нравы дворян бесплодны. По-прежнему в судах брали с просителей деньги, помещики мучили крепостных, мужья обманывали жен, имения проигрывались в карты, а при дворе первые роли играли фавориты, случайные люди. Семейная жизнь с Иоганной не принесла радости, и развод прерывал их неудавшийся брак. Любовь его к Вере была предметом насмешек в городе. Вера ждала ребенка. Какова будет участь его, не в законе рожденного?!

Сумароков не пожелал поселиться в родительском доме, где хозяином похаживал Аркадий Бутурлин, и остановился по соседству, у Алексея Петровича Мельгунова.

Через несколько дней по приезде Сумароков отправился навестить родных. Отворивший дверь слуга отпрянул в сторону. Сумароков прошел в залу.

Прасковья Ивановна, увидев сына, всплеснула руками и взвизгнула.

— Здравствуйте, матушка, — сказал Сумароков.

— Да, да, — невпопад ответила старуха. — Здоров ли ты, мой свет? Чай, с дороги приустал? Не прикажешь ли отдохнуть?

Она лепетала несвязные слова, оглядываясь вокруг и как бы ожидая помощи.

Сумароков шагнул к матери, но в это время открылась дверь, ведущая во внутренние комнаты, и выскочил Аркадий Бутурлин.

— Стой, нечестивец! — завопил он, загораживая собой Прасковью Ивановну. — Не касайся святых седин матери, прелюбодей! Яко тать в нощи ты пробираешься в дом праведницы, но напрасно ждешь, что для тебя, как для блудного сына, с раскаянием вступившего под отчий, кров, заколют упитанного тельца!

— Жалкий паяц! — воскликнул Сумароков. — Комедиантом тебя назвать не могу, ибо звание это слишком почетно и не к лицу плутам и негодяям, от них же ты первый. Каким коварством отвратил ты от меня родную мать? Воюют страсти все противу сил моих, и больше никакой надежды нет на них…

— Матушке все известно! — причитал Бутурлин. — Ты прогнал законную жену, отрекся от детей, в несытой похоти своей слюбился с блудницей…

— Молчи, змея! — закричал Сумароков, хватаясь за эфес шпаги.

Но Бутурлин не дожидался сверкания стали. Он обежал вокруг Прасковьи Ивановны, взял ее двумя руками за бока и, пряча голову, стал отступать вместе с нею к двери.

Сумароков дернул эфес раз, другой. Клинок не выходил из ножен.

— Карай мя, небо, я погибель в дар приемлю, рази, губи, греми, бросай огонь на землю! — в отчаянии прорычал он собственные стихи, кинул вслед Бутурлину стул и выбежал из дома. Дворовые со страхом глядели ему вслед.

Однако умысел Бутурлина сорвался. Приказные, несмотря на взятки, признать Александра Петровича сумасшедшим не осмелились, и он участвовал в разделе движимого и недвижимого имущества на полных правах.

Раздел произошел сравнительно тихо. Сумарокову отписали петербургский дом — большего он и не просил. Прасковья Ивановна закрепила за собой дом в Москве. Дочери поделили деньги, оставшиеся от родителя, и тут Бутурлин взял три пая — на себя, на покойную Елизавету и на Анну, с которой жил теперь как с женой.

Челобитную о разделе подали в Вотчинную коллегию. Тем временем начались заседания Комиссии. Сумароков ходил в Грановитую палату послушать, о чем говорят депутаты, бывал у московских знакомцев, часто вечерами сиживал с Мельгуновым за бутылкой токайского и был отчасти доволен, что живет без семьи, сам себе господин.

В конце лета, возвращаясь однажды после обеда из гостей, Сумароков надумал зайти в родительский дом. Он получил из Петербурга известия — Вера Прохоровна родила дочь, назвали Настасьей. Эту новость Сумароков хотел сообщить матери, — так или иначе, надо налаживать отношения. Разрыв его с Иоганной был такой очевидностью, против которой спорить не приходилось.

Сумароков толкнулся в ворота кудринской усадьбы — заперты. Постучал кулаком — никто не отзывался. Сумароков начал бить ногою — за воротами послышались шаги, и к щели между досками прильнул чей-то глаз.

— Открывай, бездельник! — крикнул Сумароков.

Глаз оторвался от щели. Хриплый голос ответил:

— Не могу отпереть, ваше благородие!

— Открывай, старик, — сказал Сумароков. — Не узнал меня?

— По причине, что узнал, и открыть не могу. Не велено пущать.

— Как не велено? Меня в собственный дом не пускают?

— Ах, не собственный, Александр Петрович! — раздался тонкий голос Бутурлина. — Дом отписан Прасковье Ивановне, она в своем жилье хозяйка и развратника под ложным именем сына видеть отказывается.

— Смотри, Бутурлин, дождешься ты батогов! — пригрозил Сумароков.

За воротами послышался смешок.

— Не извольте озорничать, Александр Петрович, и запомните, что в этот дом ходу вам больше нет.

Вместо ответа Сумароков застучал ногами в ворота. Бешеный гнев на Бутурлина придал ему силы. Отойдя несколько шагов, он с разбегу ударил в ворота плечом. Что-то скрипнуло в деревянном запоре. Сумароков повторил, удар.

— Открывай! — неистово закричал он. — Стрелять буду!

Дворовый струсил и отодвинул засов. Калитка открылась. Бутурлин семенил по дороге к дому, оглядываясь через плечо. Сумароков выхватил шпагу — теперь она легко вышла из ножен — и погнался за своим врагом.

Бутурлин успел вскочить в дом и запереться. В комнатах поднялась беготня, у окон показались испуганные лица.